Архитектор

Тело напоминало тесто, норовившее вытечь из больничной пижамы. Он пялился в экран с приоткрытым слюнявым ртом, извергавшем звуки, средние между «ы» и «э». Его правая рука вцепилась в промежность, будто он секунду назад мастурбировал, но отвлёкшись, забыл о своём занятии.

– Нет ничего страшнее, чем провести жизнь так, не имея шанса осознать, что ты мёртв, – озвучил Горин мысли.

– Партия пыталась продвинуть декрет об уничтожении, как они выразились, бесполезных для нации элементов. Прислушались к нам, врачам.

Психиатр, не знающий сострадания и сочувствия, становится машиной. Больной ни в чем не виноват, и он – человек…

Горин не стал спорить.

Путь преградила ещё одна дверь. Сразу за ней находился сестринский пост, где в кресле развалился бритый санитар со сломанным, как у профессионального борца, ухом. Он смотрел трансляцию боёв и окинул вошедших бычьим взглядом. Никаких эмоций на лице не отразилось, опять впялился в экран. Арбенин прошёл мимо, как если бы вместо санитара стоял шкаф. Горин, привыкший к субординации, вмешиваться не стал, только ухмыльнулся, представив, как не без удовольствия укладывает детину на канвас.

– Он в третьей, – сказал Арбенин.

Они подошли к окну, через которое просматривалась палата. Зрелище оказалось не из приятных. Переплетённое трубками и проводами грузное тело наверняка уже бывшего замглавы Госсовета Митичева прикрывало лёгкое одеяло.

– В коме? – Горин говорил полушёпотом, словно боясь потревожить высокопоставленного пациента.

– Нет.

У него стремительно прогрессирующее тяжёлое нейродегенеративное заболевание неясного генеза. До девяноста процентов нейронов повреждены.

– Понятно, – протянул Горин.

– Он ничего не помнит, не способен говорить и вообще делать хоть что-то, что делает человек в обычной жизни, – пояснил Арбенин.

– Почему его доставили к вам?

– Вёл себя буйно, угрожал жизни окружающих, проявлял признаки острого психического расстройства. А у нас впал в такое состояние. Даже не знаю, чем всё кончится.

– Долго он так протянет?

– Никто не скажет.

– Ужасно, – Горин вздохнул и отвернулся.

– Согласен. Не позавидуешь, – Арбенин помедлил, – Хочешь видеть дочь?

Дмитрий не ожидал вопроса и несколько секунд пялился на бейдж главврача, словно вспоминая, по какому праву он его задаёт.

– Тороплюсь, – очнулся он, – Как она?

– Мы перевели её в общую палату. Она быстро оправилась после реанимации. Общительная, спокойная девочка, очень дружелюбная.