Цена крови

– Слушаю и повинуюсь, – усмехнулся Алхимик.

Тихий, вкрадчивый женский голос начал:

Неровных слов рифмованная вязь

И яд спокойных, выверенных фраз –

Ничто. Их все равно никто не слышит,

Покуда не придет искомый час…

Джафар закрыл глаза и втянул в себя ароматный дым кальяна.

Он не слышал слов.

Но он видел то, о чем рассказывала невольница, и видел это так, как если бы сам был там…

Ночь первая,

которая открывает лица главных участников истории, хотя они об этом не знают, поскольку не способны видеть скрытое

Глядя на свое разоренное жилище, она знала, что сделавший это убил ее.

Убил столь же верно, как если бы самолично всадил клинок в сердце.

Но даже мертвые могут отомстить.

Точнее говоря, взять долг, который не был оплачен при жизни. И взять его – сполна.

Она не старалась ничего запоминать. В том не было нужды – проживи она еще сотню лет (что маловероятно), и тогда мельчайшие детали сегодняшнего ужаса будут являться ей и в ночных кошмарах, и наяву.

ТАКОЕ – не забывается.

В кровавом тумане, на грани безумия, она шла на север, по следу свершившего злодеяние; и в глазах ее была смерть…

Торговцы подобрали ее на тракте между Дамаском и Тарсусом. Она едва тащилась, измученная голодом и жаждой, но гнавшая ее вперед внутренняя боль была куда сильнее.

Старшина каравана, аз-Замин, повидал за свои пять с лишним дюжин лет много всякого. Ему самому не раз доводилось хлебать из чаши горестей и зла; но все же вырывавшиеся из пересохшего рта странницы слова заставили пожилого истерлинга содрогнуться.

Убийство называлось смертным грехом и в Солнцеликом Завете, и в более древних заповедях. Впоследствии толкователи высших законов многократно уточняли, чем же убийство отличается от отнятия жизни, и при каких обстоятельствах последний поступок НЕ считается смертным грехом (или не является грехом вовсе); однако рассказанное женщиной было столь жутко, что никакого толкователя здесь не требовалось…

Она ни о чем не просила.

Достаточно было посмотреть в ее глаза, чтобы понять, ЧТО нужно женщине, даже если сама она этого не ведала. И аз-Замин рассказал все, что знал.

И сделал он это вовсе не потому, что не желал весь остаток своих дней жить с камнем на сердце и шрамами на совести. Просто торговец был человеком довольно набожным и соблюдал главные принципы своей веры. В которые входила и всяческая помощь ищущим справедливого отмщения.