Счастье в запретном

Священник вздохнул с облегчением, но затем подумал, что опасность может угрожать ему.

Он поднял руки, тяжелым, хриплым голосом остужая гнев общинников. Призывы к спокойствию бесполезны, а вот напоминание о необходимости держать себя в руках – помогали. Священник загонял страх людей назад в их глотки. Тем самым он спасал себя от общей паники.

Крики утихли, толпа гудела, все еще скованная общими цепями.

– Что произошло? – священник заговорил спокойно. Обыденно.

Его вопрос был обращен к мужчине, стоящему во главе толпы.

Назгал узнал этого бородатого человека. Хотя и видел его мельком, облаченным тенями и робким светом лучины.

Мужчина воздел руки к потолку. За сплетением балок не увидел чудовище, обескровившее его семью.

– О, горе мне! Эта ночь забрала стольких у нас!

Священник закатил глаза.

– Говори яснее! – потребовал он.

И поднял руку, чтобы широкой своей ладонью направить мысль общинника по правильному руслу. Еще не хватало слушать какие-то мудрености от обычного крестьянина.

– Всю ночь нас истязал демон, – начал рассказывать мужчина, – с заходом он пробрался в мой дом, разорил клети с кроликами… вы же все видели?! – он повернулся к соседям.

Те закивали, принялись расписывать ужасы. Десятки побитых клетей, замученных, истерзанных кроликов. Назгал повернулся к пленнице и кивнул на лжеца.

– И ни один кролик даже не пискнул? – священник не пытался скрыть сомнений.

Он скрестил руки на груди. Тяжелое его дыхание взрезало бурлящую толпу.

– Так говорю! Чудовище! Оно пробралось в мой дом, но дальше порога не смогло проникнуть.

Я услышал шум, думал, лис забрался. Дверь отворил, а там бледное нечто! Как утопленник. Глаза белесые, рожа вся в крови, на когтях кровь. Он жрал, но больше пил кровь…

Рассказывал он долго, словно полночи разглядывал чудовище.

Священник позволил крестьянину выговориться. К концу рассказа тот успокоился, взял себя в руки. Может, не врал, что случилось нечто необычное. Но чудовище? Утопленник?

Сложно поверить.

– Мясо кроликов его не насытило.

Оно скреблось в дверь, требуя мяса. Оно забрало мое любимое дитя! Оно забрало малышку Дшину! Любимое дитя мое!

Вперед выступила женщина. Мать этой несчастной.

– Забрало мою кровиночку! Мою девочку! Вырвало из материнских рук!

Вой и слезы. Эти двое упали на колени и принялись рвать на себе одежду. Священник вытаращив глаза смотрел на крестьян, перевел взгляд на старосту. Тот кивнул. Действительно: на двери следы когтей и одного ребенка нет.