Глинтвейн

Вот и остается только слово „супруга“, будто выхолощенный ветрами стяг былым свершениям и чувствам». Дуализм отношений на временной шкале маленькой искрой промелькнул в его голове и не оставил особого следа, но надо было что-то ответить.

– Все-таки замечательный вы супруг, Петр Павлович, порадуете супругу таким событием, – вслух произнес Тим и, скривившись от собственного вынужденного лицемерия, уселся за работу.

Но не успел он открыть почту, как пришло уведомление, что ящик переполнен. Во входящих спамили все кому не лень относительно предстоящего события, больше всех, конечно же, прекрасная половина человечества всех уровней должностей, интеллекта, и красоты.

Тут же раздался звонок от главной сплетницы «села» Ксюши, веселой, в меру беспринципной девушки с хитрыми живыми глазами и некоторыми выдающимися особенностями телосложения, сыгравшими определенную роль в дальнейшем повествовании. Ксюша считала Тимофея кем-то вроде доверенного лица, потому что с первого дня знакомства, а прошло уже три с половиной года, им пришлось и вместе посидеть в одном кабинете, и вместе поработать в одном отделе над одним проектом, и на протяжении всего этого времени он никогда ее не перебивал, всегда неподдельно изображал интерес, и, что самое удивительное и ценное для Ксюши, она никогда ни от кого не слышала, что он что-либо кому-либо о ней говорил, а говорить было что…

– Привет, Ти-и-и-им!

– Привет, Ксюш.

– Слышал?

– Слышал.

– Ну и?

– Что «ну и»?

– Бли-и-и-ин, ну надо как-то будет пробраться к нему перед корпоративом и сфоткаться, взять автограф, селфи сделать, я с детства об этом мечтаю, – скороговоркой выложила Ксения.

– Ну, давай попробуем, – заговорщически согласился он, и из трубки тут же раздался тонкий высокочастотный смешок, обозначающий радостный кипяток эмоций.

Сидевший напротив Ввух ехидно улыбался и не менее заговорщически ему подмигивал, дескать, в курсе, что Ксюха опять что-то надумала и вроде как он знает, что основной целью Ксюхи непременно является что-то крайне, в его понимании, неприличное, запретное и от этого притягательное, таки ведь все они, из 90-х, страшные развратники. Сам же Ввух, хоть и отождествлял себя с эталоном офицерского достоинства, в глубине душе мечтал «дать залп» (его выражение) промеж упругих «булок» Ксюши, да так, чтобы непременно под бой курантов и брызги шампанского.