Пари господина Самсонова

Тренер «Мотора», напротив, как казалось, невозмутимо, а на самом деле озадаченно смотрел в поле, куда-то поверх голов футболистов. Он смотрел на «хозяина», стоявшего на противоположной трибуне среди беснующейся наивной толпы болельщиков Зеленопольска, веривших в команду и все принимавших за «чистую монету».

«Мотор» зашевелился, его игроки стали активнее двигаться без мяча, открываясь на передачи, делая выгодные предложения то на фланге, то в центре. Защитники же «Союза» явно не успевали, будто приглашая в «штрафную», к своим воротам.

Еще бы! Пора отрабатывать обещанный гонорар…

– Жуки навозные, сволочи! – крикнул «своим» Соловьев. Но никакой словесной реакции не последовало, последовал гол. Защитник Зеленопольска делает явно умышленно неточную передачу в центре, двое других, будто не поняв друг друга, расступаются перед нападающим «Мотора», тот прицельно бьет в верхний угол – 1:1.

В перерыве в раздевалке Герман Иванович приблизился к Соловьеву и, осторожно положив руку на плечо, процедил сквозь зубы, так, чтобы остальным было не разобрать:

– Володя, ты чего «удила закусил»? Не нам с тобой ломать систему, нас самих сломают, в порошок сотрут.

На поле не спеши-ка, поговорим еще.

Он отошел к другим, что-то тихо объяснял. Как и следовало ожидать в подобной ситуации, на второй тайм установки от Мухомора также не последовало, в раздевалке было внешне спокойно, даже спокойнее, чем на тренировке. Там, по крайней мере, шутят, а здесь – как на похоронах. Когда закончился перерыв, и все ушли на поле, Владимир опять остался один на один с Дроновым.

Старик секунду подумал, жевнул почти беззубым ртом и спросил:

– Играть будешь?

– Я играю.

– Как надо играть будешь?

– В эту игру – нет.

– Ты скандала хочешь? Не понимаешь, насколько это серьезно?

– Понимаю.

– Так что Володя, давай все же успокоимся, дай им, этим «мотористам», побегать как следует – и завтра же в кассу. Мне все это не надо, тебе не надо, ребятам не надо. Никому. Здесь такие деньжищи крутятся, такие маузеры заряжены, что наши с тобой протесты – комариный писк.

Ниче-го изменить невозможно. А упрямством этим своим ты всех «порешишь». У парней у многих – дети, у тебя Настька какая вон растет… На размышление минута и не секундой больше, – он не стал ничего больше говорить, быстро вышел, оставив Соловьева одного. Владимир сидел неподвижно, глядя под ноги, почувствовал, что заболело в левой стороне. Странно заболело и… затихло.