Время перемен

Все чинно и степенно, а посмотришь, да перекрестишься. Потом, чисто для пользы для, прихватишь ножичек. Вдруг сподобится ближнему своему поднять содержание железа в крови, ножичком в спину.

Вот так степенно, за учебой, в атмосфере постоянных интриг и прошел еще год. Был уже 1536 год. Сегодня мне исполнилось шесть лет. Бездеятельность угнетала. Нужно было что-то делать с этим. Как же хотелось хоть каплю самостоятельности! В Москве ее не дадут. Тут я вообще аргумент в борьбе за власть. Причем все думают, что именно они знают, что для меня лучше.

Валить надо отсюда, да побыстрее. Какой бы предлог-то придумать, чтобы не развалился о слова, что маленький еще?

Что делать, без одобрения матери ничего не получится. Пристал я к ней и стал канючить. Отпусти, мол, в Коломенское. Поиграться бы мне, а тут только эти бирюки из знатных родов.

– Тебе учиться надо. Да и невместно великому князю с простолюдинами якшаться. Учись быть с ближними своими слугами.

– Мам, ну мам, я учиться и там могу. Ко мне ведь и боярских детей прислать можно.

Только не родовитых, чтоб не мерились, кто из них родовитей и на что имеет больше прав, а лучше осиротевших. Заодно их родам поможем. Они совсем не безродные, а если они со мной учиться тоже будут, так совсем хорошо. Играть будем вместе, ну и учиться.

– Вот это «ну и учиться» меня и смущает. Вдруг распустят тебя там без пригляда, аль вообще непотребствам учить будут!

– Так недалеко ведь. Завсегда приехать можно. Еще, мам, мне бы придумки какие сделать.

– Так скажешь, сделают.

– Вдруг дорого будет, или мастер какой нужен, а может, куда съездить захочется.

– Ты великий князь. Будет у тебя казна. А вот о том, чтобы съездить, забудь.

– Мам, ну можно? С охраной.

– Вообще, что я тут с тобой разговариваю? Марш к себе! Ишь чего удумал! Играться ему охота!

Я же от бессилия расплакался и ухватился за подол матери.

– Мам, ну пожалуйста! Мам, я очень тебя люблю. Я буду тебя слушаться.

– Ну что с ним делать? Запомни, сынок: мужчины не плачут.

Ты у меня кто? Правильно, мужчина, но еще и великий князь. Что подумают, когда увидят тебя плачущего?

– Я больше не буду. Честно-пречестно. Никогда больше. Только не умирай, МАМ. Не оставляй меня, – сказал я, вдруг вспомнив, что недолго она еще будет править.

– Что ты такое говоришь, сынок! – с этими словами она опустилась на колени и, плача, стала целовать мое лицо.

Вот так детские слезы и не вовремя сказанные слова сделали свое дело.