Тайна старого городища

Отцу было уже почти тридцать, и маму мою, соседскую девчонку, которой едва исполнилось десять, когда он садился в эшелон, идущий на запад, он не сразу вспомнил. Он не раз говорил мне, что сразу же обратил на нее внимание и решил, что она станет его женой. Надо сказать, что мама моя выделялась ростом и довольно долго, лет до пятидесяти, наверное, ее звали всякий раз, когда во дворе соседнего двухэтажного дома начинали играть в волейбол.

Папа, который с фронта пришел коммунистом, направился в педагогический институт, где перед войной успел окончить первый курс, но там его тотчас «развернули» в горком партии – тогдашний центр городской власти.

Из горкома он вышел уже учителем истории, которому предстояло одновременно и учить школьников, и учиться самому – на вечернем.

Мама не стала «выдумывать велосипед» и пошла точно тем же путем, правда, за неимением высшего образования поначалу ее отправили учителем начальных классов. Мама говорила, что утирать слезы первоклашкам – не ее удел, однако занималась этим долгие-долгие годы, оставив по себе светлую память в нашем городе.

Чтобы закрыть тему родителей, скажу, что они погибли в авиакатастрофе, возвращаясь из отпуска в Крыму в начале девяностых…

Семьи моих бабушек-дедушек жили в этом же городе, но по какой-то непонятной мне причине общались нечасто. Никакой неприязни между ними я никогда не замечал, каждый праздник, который мы всегда проводили за одним столом, сопровождался весельем, смехом, совместным пением, но во все иные дни они почти не встречались.

О каждом из них, о дедушках и бабушках, я мог бы рассказывать бесконечно долго, но рамки повествования сдерживают меня, поэтому ограничусь лишь самой необходимой информацией. Дед мой по отцовской линии был потомственным скорняком. Слово это сегодня мало кому понятно, поэтому поясню: «скорняк» – это портной по меху.

Кстати, жили они с бабушкой в своем доме, точнее говоря, в доме, который был заложен много лет назад, но так основательно, что будет стоять еще, надеюсь, долго.

Дом этот, пропитанный своеобразным провинциальным аристократизмом, был на моей памяти всегда центром притяжения для многих людей. У нас бывало местное начальство всех степеней и рангов, элита местного искусства театра и музыки, местная богема в лицах художников и писателей. В общем, дом видел так много, что мог бы и сам писать мемуары, но сейчас о другом.