Повторяй с нами

Не раз я и впрямь ловил себя на диковатом желании подержаться за крахмальный халат Тамары Васильевны с испугом пушинки, которую закрутило вихрем вокруг крупного тела, или просто прислониться к ней, лепеча что-нибудь идиотически сладкое, приторно любовное, вроде строк помешанного Константина Батюшкова, о ту пору не сходивших у меня с уст: «И как лоза винограда/ Обвивает тонкий вяз,/ Так меня, моя отрада,/ Обними в последний раз!» Это было похоже на тяжкий морок и грустную душевную муть, но я действительно не мог без нее обходиться на работе и часу.

Ей эта влюбленность так нравилась, что она, столь склонная вышучивать всех и вся, особенно мужчин, меня всегда очень трогательно защищала. На снимке тех лет, нашего фотографа Беламуда, я стою в окружении техредов, машинисток, бухгалтеров, брошюровщиц один, как перст, представитель мужского пола, и на губах играет та неопределенная джокондовская улыбка, по которой опытный психотерапевт способен тотчас поставить точный диагноз. Тамара Васильевна, наоборот, на этом снимке «выглядит»: хотя уголки губ и напряжены от сдерживаемого смеха, но строгая укладка волос, серьезное выражение глаз и лица, твердо поджатые губки, чистота открытого лба и прямизна маленького аккуратного носа рассчитаны на воспроизведение для грядущих потомков фотогеничной холоднокровной красавицы. Но Баламут, как мы его называли, был фотограф жалкий, поставил нас спиной к окну, и снимок получился и темный, и не сфокусированный. Мое обожание стало предметом пересудов на обоих этажах института, и как только Тамара Васильевна, весьма щепетильная в вопросах женской чести, к концу второй недели залучив меня в комнату отдыха, обиняками и почти смущенно дала понять, «какие о нас ходят сплетни», я поднялся на второй этаж и положил на стол директора заявление об увольнении по собственному желанию. Разумеется, я мог бы и после этого конфиденциального разговора вести себя по-прежнему, но дело уже и впрямь дошло до того, что тяжелое смутное влечение, способное у меня принимать самые затейливые формы и изнуряющее, уже выплескивалось наружу. В пятницу, на исходе второй недели, воспользовавшись тем, что Тамара Васильевна по обыкновению принесла гранки и была провоцирующе игрива, я прижал ее к входной двери и попытался поцеловать.