Крысы

Вообще, всё к лучшему: и то, что я ушла от родных, по сравнению с которыми семейка Адамс может показаться гнёздышком нежных эльфов, и то, что мне, говоря откровенно, глубоко плевать, живы они или нет, и то что мне не о ком беспокоиться. За исключением, может, только младшего братишки Майки. Было в нём что-то такое ужасно милое, знаете ли, хотя и жалкое одновременно. Ну или трогательное, чёрт его знает, как это называется. Помню, однажды он подошёл ко мне после того, как отчим задал мне хорошую взбучку. Уж и не скажу за что, тем более, если этот вечно воняющий потом, с сальными волосами мудила слегка перебирал у себя в гараже, повода ему особого не требовалось.

Так вот, Майки, – а было ему тогда не больше четырёх лет, – подошёл ко мне за покосившийся сарай на заднем дворе, куда я убежала и молча дотронулся до моей руки, – так он всегда делал, когда хотел, чтобы на него обратили внимание, – он вообще был малый не особо разговорчивый. И когда я посмотрела на него исподлобья, раскрыл протянутую ладошку. А в ней раковина. Маленькая такая, круглая, сверху кремовая, а внутри нежно-розовая, и словно бы перламутровая…

– Эка… – говорит он, потому что долго не мог выговорить «Джеки», а когда уже научился, то всё равно продолжал звать меня «Эка». Он всегда звал меня так, только он один. Так вот, стоит такой бледный, худенький и смотрит на меня своими светло-голубыми глазами. И улыбается нежно так, ласково, как никто и никогда в жизни мне не улыбался…

– Эка, – повторяет он, словно пробует на вкус, проверяет, как звучит моё имя, не изменилось, не испортилось ли, – это тебе…

И столько радости в этих его дурацких глазёнках, столько мягкости, что мне больно до сих пор, хотя столько лет прошло, и я злюсь на себя, что помню эту глупость зачем-то …

После катастрофы, когда я малость очухалась, я особенно часто вспоминала Майки.

И сейчас тоже, хотя уже и реже. Хотя ни тогда, ни сейчас эти воспоминания не были особенно приятны, уж можете мне поверить. Просто они ранят, как чёртовы занозы в сердце. И я избавляюсь от них тем, что говорю себе, что и Майки, прожив пару-тройку лет в этой семейке с моими родителями и отмороженным на всю голову старшим братцем, наверняка превратился во что-то столь же отвратное, как и все прочие в этой гнусной дыре.

… Возвращаясь к произошедшему, знаете, что было самой большой тупостью? Это то, что я сутки или около того не имела никакого представления о катастрофе. А значит, и слабо представляла себе, когда именно это случилось.