В объятиях хищника

Я накладываю последнюю полоску лейкопластыря и с осторожностью провожу по плечу Хищника. У него горячая сталь под кожей, которая обжигает мои пальцы и одновременно хранит угрозу. Стоит нажать чуть сильнее и поранишься. А уж если он захочет продемонстрировать свою мощь…

Но он никак не показывает, что испытывает боль, и лишь по бледному лицу можно понять, что он пережил пулевое ранение недавно.

– Вы потеряли много крови, – сообщаю, наблюдая, как он продолжает стоять на ногах.

Ему бы лечь или хотя бы присесть.

Тем более с повязкой покончено, можно убирать испачканные бинты и ненужные больше ампулы. Мне хочется быстрее приступить к этому, чтобы быть занятой делом и показать, что я могу быть ему полезна.

Я расчищаю стол, украдкой наблюдая за мужчиной, который о чем— то раздумывает. Он в одних черных брюках, под пояс которых уходят налитые косые мышцы. Его тело фактурное и бугрится мускулами, две черные татуировки на правой руке в виде схематичных крестов смотрятся как метки. Непонятные мне.

– Сядь на стул, – он вновь вспоминает обо мне и подвигает барный стул к столешницу.

Я кажусь себе еще меньше под его напирающим взглядом. В первое мгновение мне показалось, что у него карие глаза, но сейчас я сомневаюсь. Сероватый оттенок затягивает радужку и придает его взгляду опасную глубину.

– Хорошо, – мой кивок не играет роли, скорее это нервное.

Я возвращаюсь к мужчине и ощущаю его широкие ладони на своем теле. Он подсаживает меня, затаскивая на стул, и опирается на столешницу, надвигаясь надо мной.

– Как давно ты у Метиса?

– Два месяца.

– Откуда он тебя взял?

– Мой отец проигрался на ставках в его конторе. У Метиса не только ночные клубы, есть еще спортивные конторы, куда ходят как в казино. В надежде сорвать куш, а на деле оставляют последнее.

Я поднимаю глаза на Хищника. Он не показывает раздражения, хотя я поддавшись эмоциями наговорила лишнего. Он лишь немного ведет подбородком, показывая, чтобы я не тянула и продолжала.

– Его люди пришли за деньгами в наш дом. Их не оказалось, и меня забрали в уплату.

Я веду плечами, последние слова даются с трудом. Я произношу их шепотом, два месяца не позволили смириться и мне до сих пор тошно от одних воспоминаний о том дне, когда ко мне отнеслись как к веще. Как к товару, который можно записать в счет.

Я закрываю лицо ладонями, но позволяю себе не больше пару мгновений слабости. Следом распрямляюсь и снова смотрю на Хищника.