Прибытие поезда

Правда, монах просил о помощи его одного, а сам по себе разбойник не стоит такой операции. И будь это засадой – туда заманили бы всю ватагу. А ватаги не было, поэтому, может быть, Кэтэлин и согласился вести детей. Не устоял перед монастырским золотом, которое причиталось ему одному. Ну представьте компанию хотя бы десяти-пятнадцати гайдуков. Каждому достанется неполная горсть золотой трухи. В лучшем случае, полная. Всё равно заманчиво, конечно, но не настолько, чтобы тащиться через полстраны.

С детьми. С попами. Нет, в причинах согласия Кэтэлина я не сомневаюсь – для одиночки это чрезвычайно выгодное предложение.

В сумерках он развёл костёр, сварил жменьку фасоли в котелке, подвешенном на прутике и двух штыках, повертел над огнём кусок вяленого мяса. А после ужина, оставив костёр гореть, отвёл коня подальше, там снова его стреножил и улёгся рядом, положив перед собой ружьё и револьвер.

Спустя ещё пару часов вдали послышались какие-то завывания, а вскоре можно было и слова различить:

– …Внегда приближатися на мя злобующым, еже снести плоти моя, оскорбляюшии мя и врази мои, тии изнемогоша и падоша.

Аще ополчится на мя полк, не убоится сердце мое, аще востанет на мя брань, на Него аз уповаю.

В тёмно-синем воздухе по лиловым травам шла вереница низеньких силуэтов, начатая и замыкаемая двумя взрослыми. Идущийпоследним вёл коня. Кэтэлин перевернулся на живот и залёг с ружьём в ожидании. Когда караван приблизился к костру, гайдук приподнялся на локтях, передёрнул скобу (благо, за нестройным пением не было слышно лязга) и прицелился.

– …Едино просих от Господа, то взыщу: еже жити ми в дому Господни вся дни живота моего, зрети ми красоту Господню и посещати…

Фигурка, стоящая ближе всех к предводителю, согнулась и громко чихнула.

– ..Храм святый Его, – предводитель, не переставая петь, вмазал чихнувшему по уху.

Хор сбился, кто-то умолк, кто-то заговорил по-болгарски.

– Гайдук! – (Голос брата Феодула). – Эге-ей!

Не услышав ответа, Феодул замахал на детей (а голова его лежала в прорези прицела, как в чаше), и вновь послышалось слабое пение.

– Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся? – они, похоже, решили начать по новой.

В помине тут не было никакой засады. Кэтэлин поднялся и пронзительно свистнул. Петь тут же перестали и засуетились, оглядываясь на звук.