Прямые зеркала

Прямые зеркала

Лина Кирилловых

Мутные, грязные, даже разбитые – они отражают всё с крайне безжалостной точностью. Главное, не перепутать, где своё лицо, а где – чужое.

Прямые зеркала

Лина Кирилловых

© Лина Кирилловых, 2019

ISBN 978-5-0050-2614-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1.

Густые папоротники дыбились. Сырой и гулкий лес заваливал путь буреломом: торчащие корни, стволы мёртвых деревьев и мох, мокрый трухлявый запах гниения. Вода в бочагах была гадкая – жирно блестящая, чёрная, смрадная.

«Это она, – ноздри жадно и восторженно впитывали. – Кривая земля. Перекорёженная». Колени немного дрожали. Не было трусостью развернуться сейчас и уйти, но довольное чувство – немое хвастовство в пространство, гордость – плескалось у сердца огненно. Он сам дошёл, найдя брод через реку, сам выдержал пугливый быстрый бег: заприметь его какой-нибудь охотник, непременно бы наказал со всей строгостью. Охотники не ходили сюда – что говорить про детей.

Он теперь круче, чем Рыжий.

«Скажи мне, лялечка, – щербатая ухмылка открывала потерянный зуб. – Скажи, когда перестанешь делать в штаны от кошачьего чиха, и тогда, возможно, я возьму тебя ловить с нами рыбу». Несправедливо, обидно: штаны всегда были сухими. Но не было нашейного мешочка с веселящими листьями и хоть какого-нибудь ножа, чтобы чистить ногти, как старшие – а ещё двух-трех лет, чтобы самому старшим быть. Зато был лес. Росший на кривой земле, где шептался туман. И призраки.

Он осмотрелся.

Поверх чахлых болезненных сосен висела молочная дымка. Она оседала на серых колючках иголок, и капли, падающие на нос и за шиворот, жгли неприятным холодом. Мох пружинил и иногда предупреждающе чавкал. Завалы возникали хаотично. В них ещё не просматривался отпечаток великой страшной мощи, вздыбившей землю когда-то, но уже дышала древесным разложением смерть. Смерть обещал весь лес. Главный герой тех историй, которыми старики пугают своих внуков: мрак и живущие в нём существа.

Ужасный по полуночным рассказам, грозный и величественный, лес оказался лишь на четверть таким. И хорошо: иначе была бы та трусость.

Лес до сих пор болел. Он шёл рваными пятнами мерзкой парши, которая глодала стволы и корявые ветви, проплешинами, где не росло ни травинки, пузырями-нарывами несъедобных грибов и поникшими листьями. Птиц здесь не обитало. Зверей, наверное, тоже. И человеку было делать нечего. Глупому, уязвимому, слабому.

Особенно, если он – ребёнок.