Портрет мафии крупным планом

На столе размещался город Княжевск – не весь, конечно, а некий символ города с несколькими узнаваемыми зданиями. Он был разрезан на несколько частей, и трое людей вокруг стола, размахивая ножами, собирались кромсать его дальше. Лицо одного было пока размыто – одна фигура без лица. А вот двое остальных прописаны настолько тщательно, что их легко было узнать. И Сорокин их узнал. Узнал – и испугался. Потому что люди эти были в городе очень известные. Им принадлежала большая власть, и они не стеснялись эту власть использовать.

– Я вам искренне советую – никому не показывайте это полотно! – произнес Борис Игоревич. – Никому! Лучше всего было бы, если бы вы эту картину уничтожили. Хотя что я говорю? Такой шедевр! Нет, конечно, такое нельзя уничтожить, это недопустимо! Но хотя бы уберите ее из мастерской, спрячьте где-нибудь.

– Как же я ее спрячу, если она еще не закончена? – возразил художник. – Мне еще работать с ней надо.

– Нет, не надо! – воскликнул Сорокин. – Совсем не надо вам ее заканчивать! Вот у вас третий герой не прописан, узнать его нельзя – и хорошо! Вы поймите – им очень не понравится, в каком виде вы их изобразили.

Очень! А эти люди свои оценки высказывают не так, как я или вы. Они их сообщают, знаете, как?

– Пулями, что ли? – усмехнулся Артюхов.

– Да, пулями! Или ножами! Или железной трубой по голове! Да чем угодно! Вы думаете, я преувеличиваю? Я слышал такие истории про этих двоих – просто кровь в жилах стынет!

– И я слышал, – кивнул художник. – Много историй.

Услышал – и возмутился. Не могу я с такой несправедливостью мириться. С беззаконием! Потому и стал писать. Вы говорите – эти двое. Так третий еще хуже. Это…

– Не надо, не говорите! – остановил его Сорокин. – И слышать не хочу! Пока я не знаю, с меня и спросить нельзя. Только за этих двоих. Но я не хочу, чтобы и эти двое с меня спрашивали!

– Так вы за меня или за себя боитесь? – усмехнулся Артюхов.

– И за вас, и за себя! Да, за себя тоже боюсь! А что вы думаете? Свидетелей никто не любит.

Лучше скажите – кому-нибудь еще вы эту работу показывали?

– Дайте припомнить… – задумался Артюхов. – Я, собственно, только два дня как решился ее кому-то показать, до этого она совсем сырая была.

– И что, эти два дня к вам никто не заглядывал? – спросил Сорокин. – Было бы замечательно убедить вас ее скрыть… Но что-то мне не верится. Вы – человек открытый, к вам много народу ходит. Не может быть, чтобы за два дня никто не заглянул.