Жизнь и смерть князя Святослава. Князья и воины

Есть особые люди, особые события, особенные обстоятельства.

– Да что Олег, – врывается в мой внутренний монолог Мефи, о нем я успела почти забыть к тому времени. Я могла бы заступиться за Олега, но думаю теперь о князе Святославе – упрямом мальчике, брошенном в водоворот недетской борьбы, храбрейшем из мужей, и мне не хочется снова уходить в Олеговы дали. Хотя Олег и Святослав – это две стороны одной медали, две половинки души нашей.

– Его Бог погубил, – тяжело вздыхает собеседник мой, и я уже не понимаю, о себе или о князе он говорит, и напряженно жду объяснения.

Он знает, что я его жду, и долго молчит.

– Почему ты так говоришь? – спрашиваю я.

Он не верил его и отвергал, и остается его вечным противником на все времена. Ему нет никакого дела до Бога.

– Так то оно так, но он никак не оставляет нас в покое. Мы никак не можем успокоиться. И князь ждал подвоха, постоянно, еще больше, чем верующий о нем думал, и не то, чтобы боялся, он ничего на свете не боялся, он ничего в мире не боялся, но оглядывался постоянно, – задумчиво рассуждал бес.

Кажется, я понимала его, а может, только догадывалась о том, что, скорее всего он, говорит правду. Хотя вполне возможно, что он просто издевается, и запутать меня хотел. Не потому ли сейчас так насмешливо и злорадно взирает из-за угла своего.

– Князь слишком любил воевать, со всеми без исключения, начал говорить он, и я настраиваюсь на эту волну.

– Он был наказанием для матери своей, но и Владимир стал сущим наказанием для него, – вдруг догадываюсь я, удивляясь тому, как неумолимо, невероятно все повторяется.

Как взаимосвязано одно с другим.

И снова тризна, как когда-то, когда мы с ним впервые встретились. И Ольга была молодой и яркой. Только это не языческая тризна, а христианская панихида. Действо новое и оно кажется чудным для них. Какой невероятный путь проделала княгиня Ольга. Бес спокоен и неутомим. А мне нет, и не может быть покоя, хотя и не ясно почему. Я понимаю., как неуютно, пусто и уныло должно быть Святославу на этих похоронах.

Какими чужими и далекими они должны казаться ему, и все-таки он не осмелился нарушить волю матери, и распорядился похоронить ее по христианскому обычаю, хотя это доставляет ему почти физическое мучение.

Но ничего, завтра все изменится, он просто уйдет от новой веры, неистребимой в их душах. Она медленно, словно паутина, охватывает их тела. Но сам он никогда не будет причастен к этому и останется до конца со старыми богами.