И посетителя посетила смерть. Книга II. Другая чаша

Деревянная посуда и грубая скатерть, придавленная по краям булыжниками, не отличались нарядностью. Сам торговец стоял как хозяин, дожидающийся припозднившихся гостей. Слева поперёк стола лежала завернутая в холстину рыбина, её хвост свешивался едва ли не до земли. Правую сторону занимало блюдо с отварным мясом, которое было в диковинку подошедшему раньше Сатаны и Макария седобородому горожанину. Рубаха, в которую он был одет, была из тончайшей ткани и явно свидетельствовала о непростом положении её владельца.

Он вопросительно кивнул на блюдо.

– Оленина. Языки и губы. Слаще ничего покуда нету и потом не будет!

Торговец ловко отхватил острым ножом кусочек из котла с неостывшим варевом и подал его на лезвии седобородому.

– Всё забираю, – распробовав, кивнул тот.

– Ещё вкуснее приправлять это лакомство морошкой и брусникой.

– Давай, – не пробуя, согласился покупатель.

Макарий, наблюдавший за тем, как торговец, разделив перегородкой берестяной туесок, ссыпал в него ягоды, легонько толкнул Сатану под локоть:

– А давай мы тут чего-нибудь попробуем?

Седобородый сгрёб покупки и ушёл.

– Визяо те оланъ?[2 - Здорово ли ты живешь? (древнепермск.).] – Макарий и Сатана переглянулись: торговец обращался к ним. – Вотысь те оны воинъ?[3 - Откуда ты приехал (древнепермск.)?]

Сатана отрешённо миновал его. Макарий, поймав на себе недоумевающий взгляд, по обыкновению хмыкнул и тоже ускорил шаг.

5

Великое княжество Тверское,

р. Орша, Вознесенский Оршин монастырь,

в год 6918 месяца страдника в 9-й день,

после третьего часа

Раскаянье раскаянью рознь. Под новым началом

Ломило скулу и отказывался открываться враз заплывший глаз. Второй раз уже за эту седмицу Зосима раскаивался («Ну и дурак же я! Если не останусь без глаза, то в порубе опять насижусь! И кто только придумал, что в честности жить легче?! Да и не это важно, а то, как я мог в это поверить!.

»). Андроник посмотрел на жалко искривленное лицо Зосимы и почувствовал, как ярость уступает место смущению («Погорячился я, влепил как мужику, а надо было как пацанёнку. Его и без меня жизнь под дых сызмальства лупит…»)

– На вот, – протянул он Зосиме железную бляшку, – к глазу приложи, нам с тобой ещё не раз твоя зоркость пригодится.