Были и небыли. Рассказы

Девчонки радостно засобирались к Машке, но бабушка остановила их:

– Домой её отправила, добежала уж, наверное, – так и ушла Мария Федоровна, не узнав, удались ли блины.

Грязные плотные сумерки цеплялись, заставляли побыстрее добираться до редких уличных фонарей. Натужным кашлем заскрипело крыльцо общежития. Кашель оранжевой точкой приближался к Марии и застыл в виде незнакомого молодого мужчины.

– Здрасьте, – сказал тот, опустив сигарету, и, резко развернувшись, пошёл назад к скрипучему крыльцу.

– Здравствуйте, – протяжно откликнулась она на приветствие.

Наверное, ровесник её сыновей, но какой-то странный: Мария не смогла найти точное слово для характеристики незнакомца и наклонилась, выискивая под ногами твердые участки с жухлой травой.

Вон и фонарь около дома маяком указывает родную гавань.

– Маша, иду, иду, – громко позвала Мария Федоровна козу, но та не откликнулась.

– Маша, Маш, – уже настойчивей и призывней повторила Мария, но ответа не получила. Ей не понравилось, что Машки у калитки не было: не должна её умница коза уйти, не доложив хозяйке о своих намерениях.

Они умели как-то обо всем договориться и никогда друг друга не подводили. Всё село удивлялось и умилялось, глядя на эту парочку, когда та неторопливо шла в магазин, а потом возвращалась, разговаривая о чём-то своём, только им ведомом.

– Вон, – говорили, глядя на них, – Маши идут.

Всю родню Марии Федоровны Машка признавала, но хозяйку выделяла. Внучки, как только придут, тут же к Маше – украшать: то бантики на рожки прицепят, то корону привяжут, то попону примеряют, что вырезали из старой дублёнки.

Но попона Машке не нужна – её густая, плотная палевая шерсть отливала блеском даже ночью. Какие только украшения не привязывали на шею, не вызывая никакого протеста у Машки.

– Бабуля, – спрашивала младшая Оля, обнимая козу, – а может, наша Машенька заколдованная принцесса?

Мария, спотыкаясь, спустилась на берег заросшей ветлой речки, где козочка днём любила бывать. Вокруг стояла беззвучная тишина – даже на трассе вдали не слышны звуки чужой жизни.

Беспокойство переросло в тревогу, а тревога в нарастающую панику: Мария, не видя и не разбирая стороны колеи, заторопилась, окликая козу, обратно по дороге к сыну: может, не дождавшись хозяйки, Машка сама отправилась на её поиски, успокаивала себя Мария Федоровна.

Когда мать вошла в дом, Андрей сразу понял: что-то случилось и встал из-за стола ей навстречу, так и не приступив к ужину.