Карболитовое сердце

Олдскульной аналоговой архивной работой, тёплой и ламповой. «Ну и хрен с тобой, золотая рыбка!» – позавидовал Филин и, закрутив лихую самокрутку, отправился домой, спать.

Три часа ночи зимой – собачий час. Удивлённый китайский гадатель возразил бы, что три ночи – это переход от часа быка к часу тигра, когда тигры особо свирепо рыщут в поисках добычи. Мы бы терпеливо выслушали его кантонский диалект и возразили, мол, ты по сторонам посмотри, циньшихуан недобитый, какие тут тигры на Теплаке, кроме котов? Собачий час, как есть собачий.

Бу тхай хао.

На улицах никого, фонари синеют вполнакала через один, а Филин идёт себе в пятне солнечного света, идентичного натуральному. Ближние фонари просыпаются, светят лучиком ему под ноги, а потом задумчиво глядят вслед, пока вновь не задремлют.

Бесконечные ряды девятиэтажек слитно сопят тридцатью тысячами носов, в основном сопливых по зиме. В каждом подъезде непременно кашляет на кухне кто-нибудь древний и ветхий, вспоминая за кофием, как эти девятиэтажки были совсем-совсем другими.

В которой было двенадцать, а в которой и все двадцать два этажа, и именно в эти верхние этажи чаще всего прилетало при обстреле. Панельные дома оказалось проще разобрать, чем чинить, к тому же панели были позарез нужны для устройства блокпостов и заграждений. И в конце концов князинька решительно подстриг весь район под девять этажей, уплотнив поредевшее население.

Чтобы народ не тосковал, владетель перекрыл униженные дома деревянными мансардами-теремками.

Город стал экзотичен, будто росли себе унылые советские строения, а потом все вдруг спохватились, вспомнив духовные скрепы, да и расцвели махровой грибной берендейщиной.

По конькам и наличникам весь Тёплый Стан пышно расцвёл резными-расписными сиринами, горгульями, шакти и лениными. Так князь трудоустроил до батальона беженцев, всех, у кого руки не из задницы. Бежали от румынского смеха, но, как известно, не убежал никто, и творчество выживших стало донельзя сюрреалистично.

Для многих сюжетов даже славно, что всё вырезано мелко и на уровне десятого этажа. Однако теплостанские резчики теперь повсюду славятся. Как обычно, княжьи дела дали обильные причудливые плоды.

По другой стороне улицы несли друг друга к метро два Очаковских дембеля, ДД и Сугроб. Пышные аксельбанты на ушитой форме ослепительно сияли в фонарном луче. У метро, в круглосуточном «Му-му» можно было ещё добавить, и даже прилечь.