Концентрация смерти

 – Так легче вынести будет. Охрана и не заметит, – пояснил он.

Отказывать смертнику в просьбе считалось плохой приметой. Теперь Зубков не сомневался, что его подарок попадет по назначению. Вот только поймет ли послание бывший летчик Михаил Прохоров? Сумет ли им воспользоваться?

– Обязательно за подкладку извинись, – бросил Николай вслед парикмахеру. – Не хочу, чтобы Миша подумал, будто я оборванец какой-то.

Дверь в барак смертников тяжело закрылась, лязгнул засов. Зубков стал на нары, выглянул в маленькое зарешеченное окошко под самым потолком.

Что происходит с Водичкой, он не мог видеть. Парикмахер не появлялся в поле зрения долго.

– Лишь бы охрана не нашла мое письмо… – твердил Зубков.

Наконец он вздохнул с облегчением, так глубоко, словно для него персонально отворились ворота темницы. Франтишек Водичка, сжимая в руке саквояж с инструментами, спешил к административному корпусу. Николай спрыгнул на земляной пол, потер гладко выбритый подбородок.

– Чего радуешься, словно бога за бороду ухватил? – довольно неприязненно спросил пожилой пленный. – Лучше бы помолился, капитан, в мыслях покаялся бы. Есть нам, в чем каяться. Я после Октября про Бога и думать забыл, в активисты подался, а вот в лагере вспомнил. Есть Он на небесах. Все по Его воле случается. И каждое ниспосланное испытание человек заслужил. Как наш батюшка в приходской церкви говорил: не пошлет Господь такого испытания, какого человек не в силах вынести, только по силам каждому посылает.

Вот и нам испытание ниспослано.

– Религия хоть и опиум для народа, но тут твой батюшка верно сказал про то, что по силам каждому испытание дается. Вынесем, куда уж денемся, – криво ухмыльнулся Зубков. – А покаяться в душе я и под виселицей успею. Неправильно это, когда человек день и час своей смерти знает, кается не от чистого сердца, а по необходимости, но с другой стороны, и свое удобство в этом имеется.

Ничего больше не объясняя товарищам по несчастью, Зубков лег на деревянные нары, закинул руки за голову.

Сегодняшний день, предпоследний в его жизни, выдался на удивление спокойным. Никто не докучал смертникам, не гнал на работу, не заставлял по нескольку часов стоять без движения на плацу. О том, что за тяжелой дверью страшный лагерь, напоминали лишь шаги охранника да его тень, то и дело неторопливо проползавшая в узкой щели между землей и дверным полотном.