Пленник порока

Он оглянулся вокруг, внимательно рассматривая нехитрую обстановку купеческого дома, хозяин которого совсем недавно выбился из мастеровых-краснодеревщиков во владельца мастерских и торговца своими же собственными изделиями, и с некоторой брезгливостью и недовольством обошел стол, придвинул крепкую, искусно сделанную лавку к столу и сел.

– Как ты знаешь, Гаврила, человек я при дворе не последний, и могу тебе и семейству твоему помочь в восстановлении доброй фамилии твоей супруги, так что дети твои будут уважаемыми и почитаемыми людьми в свете.

А более того – у меня остановился посол Вюртемберга. Так вот в чем дело-то. Посол этот, Фредерик фон Барнет, ищет мастеровых для перенятия, так сказать, опыта. Но! Но все это, я тебя предупреждаю, очень конфиденциально. И если ты согласишься оказать ему эту услугу, поверь, в долгу он не останется.

– А что ж мне проку от посла этого?! – спросил Гаврила.

– Польза тебе будет от меня! Коли с картинами договоримся, так и с послом тебя познакомлю, а уж у него тебе и твоим детям есть чему поучиться!

– О картинах речи не может быть! – властно заявил Гаврила.

– А ты не торопись с ответом, я ж тебя не продавать их прошу, – заметно лукавя, ответствовал Леонид Павлович.

– А что ж?! – удивился Гаврила.

Тобольский присел и, подвинувшись поближе, заглянул Гавриле прямо в глаза, потом оглянулся и, убедившись, что никто за ними не подсматривает, произнес:

– Ты их подари музею моему… Не торопись, не торопись, – предупредил он Гаврилу, видя как тот встрепенулся, услышав такое.

 – Во-первых, ты сделаешь благородный жест, о котором узнают многие, во-вторых, я познакомлю тебя с нужными людьми, а в третьих, мы подпишем бумагу, где сказано, что ежели я не выполню таких-то и таких-то условий, ты вернешь картины себе, – теряя терпение объяснял Тобольский.

– Да уж, у вас возьмешь обратно! – недоверчиво произнес Гаврила.

– Слово дворянина! – хлопнул себя кулаком в грудь Тобольский.

– Я подумаю, – вздохнув, посулил Гаврила.

Им обоим уже достаточно надоел этот разговор. Они разошлись, пообещав друг другу встретиться через неделю.

В порядочности слов и поступков Тобольского еще никому не приходилось сомневаться, и наутро следующего дня, поговорив о сделке с семьей, Гаврила решился.

– О детях надо думать, – сказала Варвара, перемывая посуду после ужина.

– Да-а, – протянул Гаврила. О клятве, которую он дал умирающему, никто не хотел вспоминать.