Арка Новой Голландии

… С ним все опять не просто…

Миновав длинное, скрытое рано распустившейся в том году зеленью и высокой строгой решеткой ограды здание Двенадцати Коллегий, построенное еще при Петре 1, она повернула направо и пошла вдоль широкой и плавной ленты Невы, блестящей в послеполуденных лучах солнца, оставляя позади один за другим невысокие и ставшие за эти годы родными университетские корпуса. Вот остались позади старинное здание Меньшиковского дворца, величественная Академия Художеств, где в разные времена обучались своему высокому мастерству лучшие русские художники, и одним из строителей которой был все тот же заезжий француз, придумавший ее любимую Арку.

Перейдя с Васильевского острова по мосту, названному именем Лейтенанта Шмидта через широкую Неву, прошла по пыльной, всегда шумной и словно дребезжащей трамваями площади Труда, постепенно добралась до узкой петляющей речки – Мойки. Здесь, повернув с моста, направилась к Арке Новой Голландии.

Задумавшись, она долго стояла на набережной, напротив архитектурного сооружения, размышляя обо всех своих личных перипетиях и неприятностях, буквально свалившихся на нее в последние два месяца.

Думала о том, что Андрей вновь ей изменил с какой-то девицей, о чем она узнала случайно, но совершенно точно. Он почти каждый вечер теперь стал где-то пропадать, говоря, что остается в институте. Но она как-то зашла туда и от его же приятеля узнала, что он уходит сразу после шести часов. И запомнила взгляд его сокурсника, как ей показалось сочувствующий и чуть насмешливый. Потом, через месяц, устав ждать звонка, однажды, позвонила сама и, неожиданно, застала его дома. Они долго говорили, он рассказывал ей о тех делах, которые на него буквально навалились, но, вдруг, оговорившись, отчего-то, назвал ее Ксаной. И наступила пауза. И Лера, словно, испугавшись, бросила телефонную трубку, на которую потом долго смотрела, куря, ожидала, что он непременно ей перезвонит. Но телефон молчал, вот уже около месяца. Взяв себя в руки, она продолжала упорно заниматься, писать диплом, стараясь его «молчание» не расценивать как конец отношений, а всего лишь как временную размолвку. Но с каждым днем ей это давалось все труднее и труднее. Потерянность и безнадежность постепенно заползали в ее душу. И иногда… Иногда в ее уставшей от постоянных и горьких мыслей голове что-то начинало тяжело, неотступно болеть, мучительно заполняя этой болью, то ли физической, то ли духовной все ее юное существо.