Цветок бархана

Нехотя, правда, ведь хозяйка позабыла о нем. Все скрипел тихо, что уж и не родные. Но ослушаться отцовского слова не мог – как и крови. Подчинялся. Раскрывал покошенные ставни, что выводили фату отчего-то не на саму улицу, как обычно, а в проулок. Тесное пространство его было укрыто древесным навесом, сквозь который не проникал даже солнечный луч.

Узко.

Столь тесно, что здесь и одному-то человеку поместиться трудно, а со скорпионом – никак.

Легкий шорох за спиной – и Аниса удивленно глядит на ровную стену.

Ставни? Нет их. Как и дверей. А дом шепчет вдогонку: беги, я укрою.

Проулки открывались один за другим.

Халифатская Гюрза едва поспевала за молчаливыми улочками, скользящими под ногами. И все касалась камня – благодарила. Кровь оставляла кое-где, сбивая тонкую кожу с ладоней. Терпела мгновенную боль, закусив губу. И знала: крови той скоро не станет на белом камне, он не привык делиться.

Аниса могла поклясться, что в былое этих проулков не существовало. Вот в том доме жил ее старый друг, она к нему когда-то бегала девчонкой.

И дом все тот же, ошибиться нельзя, ведь на двери по-прежнему красуются две обветренные царапины – полумесяц и звезда. Отец друга тогда, помнится, высек их за провинность…

В прошлом пройти к жилищу можно было лишь по широкой улице, и времени на то уходило изрядно. А как камень расступился – всего с минуту.

Позади нее стало жарко. Нестерпимо. Так горячо, как не бывает ни от одного небесного светила. А следом за жаром откликнулась и левая ладонь.

И тогда выходит, что в погоню за беглой Гюрзой отправили не только главу стражей, но и того, другого.

Придворного чароведа, благословенного Магсума, Аниса помнила хорошо. Знала, что проживает он на мужской половине Дворца, и потому склонялась в почтительном поклоне, случись завидеть на внутренней площадке высокий тюрбан, отороченный золотом.

Согбенный старик с белоснежной бородой почитался при дворе едва ли не подобно самому Светлейшему.

Пожалуй, даже великий визирь устрашился бы не выказать Магсуму должного почтения. Глядишь, снимет еще багровый камень с поясной перевязи и ненароком бросит в твою сторону. Шепнет, а там…

Вот и Гюрза кланялась исправно. И только в лицо почтенному старцу не заглядывала – боялась. Да и незачем было ей, проворной девчонке-змее, глазеть на поцелованного богами. Ему – свое, великое. Ей – другое, проще: благодарить за щедрость и безропотно повиноваться.