Тайна родового древа. Вечная жизнь. Седьмой том

И вот однажды в светлую ночь полнолуния Пантелеймонов сам отправился на поиски затопленного сокровища.

Плескаясь в воде, он добрался до того примерно места, где утонула монахиня и где теперь его окружили лунные разводы. В высвеченном до самого дна пространстве пруда помещик увидел разбухшее лицо утопшей монашки, которая вдруг открыла свои налитые красными прожилками глаза и, злобно растянув губы в похожей на оскал улыбке, посмотрела на него. Ужас пронзил Сергея Ивановича насквозь, и он, вынырнув на поверхность, усиленно размахивая руками, погрёб к берегу, а монахиня тянулась за помещиком костлявыми, с длинными ногтями руками и пыталась ухватиться за него, но её ладони скользили по мокрому телу и срывались, оставляя за собой глубокие кровавые царапины.

Сергей Иванович, не помня себя, с криком ужаса выскочил из воды и, в чём был, сопровождаемый призраком монашки, помчался к дому, не чуя под собой ног.

Всю оставшуюся ночь, дрожа от пережитого ужаса, он полными стаканами пил водку, которая на него совсем не действовала, оставляя разум абсолютно трезвым, вскрикивал от прикосновения рук служанки, смазывающей огромные ссадины на его спине лечебным снадобьем, и думал, думал, думал в панике: что же теперь делать?

К утру Сергей Иванович твёрдо созрел в своём решении осушить и сровнять с землей проклятый пруд.

Но сначала вытащить оттуда тело продавшей Сатане душу монашки и похоронить, вбив в её грудь осиновый кол.

С того же дня все свободные людские силы были брошены на это.

Вода откачивалась из водоёма, бьющие родники отводились в сторону, а образовавшаяся огромная яма засыпалась грунтом.

Тело монашки на дне найдено не было. Не нашли, впрочем, и её платка с золотом. Из-за чего помещик Пантелеймонов всё чаще думал о том, что, может, и не утопла она вовсе, а своими шельмовскими происками нагнала на него сильный морок. И теперь так изводит его, что он покоя не знает, а только день и ночь думает о ней.

Семья помещика также страдала из-за мистического образа монашки, призраком поселившейся в доме.

Она бродила по длинным коридорам, заходила в комнаты и могла проникнуть в любое помещение огромной усадьбы.

Больше всех от прижившегося в доме привидения доставалось детям помещика, которых монахиня сильно пугала своим внезапным появлением в ночи. Она усаживалась на край их кровати, поправляла малышам одеяла и пела колыбельные песни, похожие на заунывные плачи, но дети не засыпали под них, а, наоборот, истошно кричали от страха.