Сумерки большого города

Сдувает ли пылинки с рам или нет? Ну и, наконец, я намеревалась сделать что-то приятное Гончарову, поскольку он оставался вежливым до конца беседы и ответил на все мои вопросы, которые ему уже – и не раз, видимо, – задавали оперативники. Да, стоит признать и еще кое-что: художник мне понравился. Совсем чуть-чуть, но все же…

– Это может занять у вас много времени, – насмешливо прищурился Гончаров. – У меня тут больше сотни работ!

– Тогда покажите мне самые ваши любимые полотна, – немного испугавшись, поправилась я.

Это была верная тактика. Гончаров вскочил и принялся рыться в залежах больших и малых холстов в поисках нужных работ, что-то бормоча себе под нос.

К моему удивлению, какие-то «не те» картины, которые, судя по всему, ему не вовремя попадались, он просто небрежно отшвыривал в сторону. А с «любимыми» полотнами Гончаров носился по мастерской, сшибая ими все углы. Нет, этот человек не мог бы даже ради своей самой любимой картины пойти на преступление! Ему и правда проще было бы новую нарисовать.

..

Наконец, передо мной торжественно расставили около десяти полотен разных размеров. Я задумчиво хмыкнула, вдумчиво оглядывая их. На самом деле, ничего умного и, при этом, не обидного «выдать» я бы не смогла.

Что уж там стремился в своих работах передать художник, это было совершенно не важно, так как, на мой непросвещенный взгляд, все это была полнейшая абстракция. Но, надо признать, цвета мастер использовал приятные, не раздражавшие глаз.

– А вот эту я люблю больше остальных.

 – Гончаров ткнул пальцем в большой тускло-сиреневый холст с желтыми и серыми пятнами. – Называется «Разлука». Это я своей бывшей жене посвятил.

Я наклонила голову, вглядываясь в правое нижнее желтое пятно, своими очертаниями похожее на толстого кота, и глубокомысленно изрекла:

– В этой картине и правда ощущается грусть.

– Вы почувствовали! – обрадовался Гончаров. – Вы очень восприимчивый к прекрасному, детектив!

Пообещав немедленно ему сообщить, если пропавшая картина найдется, и решительно отказавшись «заглядывать почаще», я покинула мастерскую Гончарова.

С некоторым трудом найдя выход из лабиринта коридоров, я оказалась на улице. Уже смеркалось.

Разговор с Гончаровым почти не дал результатов, если не считать результатом его полное отсутствие. Я теперь не сомневалась, что сам художник в этом деле ни при чем.

Моя машина катила привычным маршрутом к дому, и я погрузилась в размышления.