Иногда это происходит

– Знаешь, в чем главная наша проблема? Мы уверены, что можем все. Что ты, что я, что отец. Мы свято верим, что способны бросить курить, способны найти лучшую работу, создать настоящую семью, открыть что-то новое, создать нечто стоящее. Мы на словах на все способны, стоит нам только захотеть. Но беда в том, что мы никогда ничего не хотим. Мы хотим только молоть языками.

– Но ты же поступила в универ, устроилась туда, куда мечтала. – Воспротивился Мэтт, снова пристально глядя на сестру, сидевшую теперь прямо, теребившую лямку рюкзака.

Бледность ее усилилась еще сильнее, глаза ввалились, рот искривился в жуткой ухмылке. Короткие черные волосы растрепались и напоминали скорее разворошенное воронье гнездо, нежели девическую прическу. Мэтт поразился тому, как его родная сестра может быть одновременно так похожа и так не похожа на него.

Руби была старше всего на полтора года, но Мэтту казалось, что их разделяла огромная пропасть, по меньшей мере, в два десятка лет.

Как будто пока он оттягивал появление на свет изо всех своих эмбрионовских силенок, Руби успела пережить все всемирные катастрофы, смену эпох, тысячелетий, революций и бунтов. В свои двадцать пять она выглядела, в зависимости от настроения, то на тридцать пять, то на четырнадцать. Лицо ее было подвижно, беспрестанно менялось, отражая все происходящее вокруг и в душе.

Мэтт любил сестру, несмотря на то, что между ними не было ни взаимопонимания, ни душевности, ни семейной привязанности.

Они просто росли вместе, задирали друг друга, подкалывали, издевались при удобном случае, делили одну комнату до четырнадцати лет, иногда делились переживаниями, но не были по-настоящему близки. Они ни с кем не были близки, и это их объединяло и сплачивало в некотором смысле. Как команда, играющая против всех, но при этом не играющая вместе. Руби восхищала Мэтта своей независимостью, неординарностью, странной озлобленностью на весь свет и упорством. Он считал, что ни при каких обстоятельствах Руб не сломается, не сдастся, не отступит, хотя, возможно, она была права – не в их привычке было сопротивляться и что-то менять. Отец с матерью плыли по течению, порой незначительно отклоняясь от взятого курса, для того, чтобы перевоспитать непослушных детей, повышали голос, наказывали, иногда доходило до рукоприкладства. Но в целом напоминали пассивных и аморфных мух, погруженных в вечную зимнюю дремоту.