Спасая сердце

– Вот же хитрюга и не стыдно сестрой прикрываться?

– Тебя Фроська вообще не спрашивают! Ну, маменька, я ж ничего плохого не предлагаю.

– Ладно, напишу ему, может их там, в столице чему толковому научили.

Ларочка была готова танцевать от счастья. Так заблестели ее глаза азартом, что никакого освещения не требовалось.

Только сама Наденька оставалась безразличной, она долго смотрела в окно, где открывался вид на город и тихо вздыхала, наблюдая за тем как он лениво окунется в пелену непрозрачных сумерек.

 В гостиной раздался бой часов, и мир затих, все замерло. Неторопливо и тихо в комнату вошла Дарья Александровна.

– Надя, ты как? Милая, я написала этому столичному доктору, Григорий завтра все передаст, пускай осмотрит тебя, Лариса права хуже от того никому не будет.

– Ах, маменька, все это бесполезно, мое сердце умирает от пустоты, там нет любви, а значит, и стучать ему тоже незачем.

– Глупости! Надя, тебе лучше лечь спать, завтра приедет этот Никитин, чтоб его!

– Не судите его слишком строго, мы же ничего о нем не знаем.

– Столичный фазан! Приехал нашим девкам головы крутить, мало ему столичных! И Ларка хороша, сразу уши  развесила, тоже мне принцесса из провинции. Ладно, дочка, спи.

Дарья Александровна погладила Надю по голове и покинула комнату, оставив девушку наедине с собою.

"Даром они все твердят,  что я непременно поправлюсь, неужели они и сами в это верят? Ах, папочка, я так часто обращаюсь к тебе, что становиться через, чур, очевидным, что я так одинока в собственном доме.

Но только с незримым тобой я могу поговорить обо всем на свете, думаю, ты бы не стал меня ругать, дал бы какой-то совет, мне тебя до больного не хватает. Порою кажется, что если бы удалось найти любовь, то мое сердце неприменно бы стало здоровым. Наверное, это все же наивно".

Утро наступило непостижимо быстро и на город спустились первые солнечные лучи, осветив шпиль самого высокого здания города.

Только все в доме пробудились ото сна, как в двери кто-то стал тарабанить.

Ефросинья тяжелой поступью и без какого-либо энтузиазма направилась открывать. На пороге стоял высокий и широкоплечий мужик.

– Григорий, чтоб тебя! Чего в такую рань тарабанить, помер кто?

– Да сплюнь ты, Фрося! Ваш этот доктор просил передать, что ближе к вечеру придет, сейчас у него дочь Лесицина.

– Понятно, ладно, спасибо.

Григорий развернулся и пошагал в сторону центральной площади, а Фроська, захлопнув двери, помелась на кухню.