Кокон Кастанеды

Вероятно, бронируя «диван», он никак не предполагал, что придется обнажать конечности, и слегка растерялся.

– Лизку задушу! – прорычал он. – Это она, паразитка, мне столик здесь заказала. Сказала, что местечко богемное и можно на любые темы общаться – никто не помешает. Нет, ну надо же! Надо же – удружила! И как я теперь?.. А, ладно! – Барышев обреченно махнул рукой, скинул обувь и, как тюлень, заелозил по татами, устраивая свое богатырское тело на подушках. Иван Аркадьевич хихикнул, поняв заминку Степана, – один носок у предпринимателя оказался дырявым.

 – Прохудился, – пожал плечами Степан и застенчиво пошевелил волосатым пальцем, торчавшим из носка.

– Бывает, – усмехнулся Варламов.

– Ага, бывает. От моей дочурки все, что угодно, можно ожидать – это она подстроила. Когда я ее о тихом богемном местечке спросил, она, видно, подумала, что я с бабой на рандеву иду. Носок – это еще ничего. В прошлый раз она мне трусы с Микки-Маусами подсунула. Я на деловую встречу опаздывал, а после сразу на свиданку собирался.

Душ, короче, принял, метнулся в спальню – лезу в ящик за трусами, а там Микки-Маусы, Санта-Клаусы и прочие придурки! – Барышев поморщился. – Чай будем пить или что покрепче? – спросил он, но, не дождавшись ответа, забасил: – Иван Аркадьевич! Умоляю! Челом об землю бью! Помогите! Любые деньги заплачу! – Степан стукнулся головой о столешницу для убедительности и поднял полные мольбы глаза на режиссера.

Варламов крякнул, невзначай огляделся и высморкался в бумажную салфетку.

– А в чем, собственно, проблема? – после паузы полюбопытствовал режиссер.

– Проблема… Проблема вот в чем… Сейчас я вам все расскажу…

* * *

Лизавета с детства любила пошалить, она обожала пафос и театральные жесты. Закатить глаза, схватиться за сердце и внезапно грохнуться «без чувств» на пол… где-нибудь в общественном месте, сопроводив обморок душераздирающим воплем: «Я завалила сессию», – было как раз в ее духе. К счастью, сессии Лиза заваливала редко. Изобретательный ум и актерский талант вкупе с врожденным обаянием помогали: ближе к концу семестра барышевская дочка внезапно беременела и на экзамены с зачетами являлась с большим животом, заплаканными глазами и нездоровой бледностью на лице.

Тяжело дыша, Лизавета присаживалась напротив экзаменатора, называла номер билета, невнятно лепетала ответ, хваталась за живот и начинала учащенно дышать. Преподаватели, как правило, пугались, спешно просили зачетку, ставили «хорошо» и отпускали студентку с миром.