Домишко

Скорее всего, он не знает, как меня утешить, вот и даёт возможность разобраться во всём в одиночестве».

– Пока, я скоро вернусь.

Глеб не вышел её провожать и даже не откликнулся. Сердце Ларисы вновь кольнуло от плохого предчувствия. Неужели всё исчезло, та одурманивающая забота, нежность, теплота. Она шла вперёд, не отображая ничего вокруг, погружённая в мысли и переживания.

– Эй, тетя, поделись деньжатами.

Лариса вздрогнула и подняла глаза. Выход из арки перегородили два парня. Один более рослый и широкий в плечах.

Второй поменьше и в кепке. Хотя при тусклом освещении она бы и так не смогла разглядеть лица.

– Что застыла? – поторопил всё тот же противный голос парня в кепке.

– Ребята, да у меня почти ничего нет. Я в магазин пошла, – испуганно пробормотала Лариса, осторожно пятясь обратно во двор.

– Нет, так дело не пойдёт, – хмыкнул парень. – Мы натурой не возьмём, на старенькое не тянет. – И, блеснув своим остроумием, заржал.

– Доставай деньги, – гаркнул второй.

Лариса вздрогнула, развернулась и побежала.

В следующий момент она почувствовала удар в спину, упала и, ударившись головой о бордюр, погрузилась во тьму.

– Ты что её грохнул? – разозлился парень в кепке, забирая женскую сумку. – Нам только мокрухи не хватало.

– Откуда я знаю, – огрызнулся второй, наклоняясь над лежащей без сознания Ларисой и сдёргивая с её ушей золотые серёжки. – Валим, пока никого нет.

***

– Извините, но, сами понимаете, вы почти месяц были на больничном, а у нас квартальный отчёт, – сбивчиво говорил Константин Егорович, директор частной фирмы, где Лариса проработала последние восемь лет.

«Я у вас почти с основания, – подумала она. – Никогда не отдыхала больше двух недель, когда просили, задерживалась… А случилось несчастье и враз стала не нужна. Взяли молодую и здоровую». Голова вновь запульсировала болью, Лариса поморщилась и закрыла глаза.

– Вам плохо? Может, воды? – засуетился Константин Егорович.

– Нет, – тихо ответила Лариса, заставляя себя растянуть губы в улыбке.

 – Всё в порядке.

Получив расчёт, она вышла из здания и, с трудом дойдя до скамейки в аллее неподалёку, села. Перед её глазами мелькали тёмные мушки, а виски словно сдавливали железные обручи.

– Боже, за что всё это? – прошептала она, а потом, вспомнив о муже и дочери, смутилась: «Они считают, что я их предала… Возможно, я поступила эгоистично, но ведь жизнь одна».

Николай звонил Ларисе в больницу, интересовался самочувствием и предлагал помощь.