Мандариновый лес

Да и потом – какой профилакторий, какой санаторий? А заготовки? А картошку копать? Нет, и не уговаривайте. Ни за что!»

Так и прожили жизнь. Мама говорила: «Жизнь, девки, борьба! Каждый день, каждый час, каждую минуту!»

Борьба? Наташе казалось это неправильным. Неужели ничего хорошего, кроме борьбы, в маминой жизни и не было? Ни радостей, ни удовольствий, только труд и мысли о том, как бы выжить?

– Было, – вздыхала мама, – конечно же было! И сколько! А победа, Наташка? Я хоть и малая была, а все помню! Счастье всеобщее помню, танцы под патефон во дворе, песни под аккордеон! И лица такие счастливые! Все позабыли о ссорах и спорах, все друг друга любили! Правда, недолго.

Скоро все вернулось на прежнее место.

Да, счастья в маминой жизни оказалось ничтожно мало – голодное, послевоенное детство, в котором все же случались радости: первое мороженое в круглой вафле, конфеты «Школьные», густой сливовый сок в гастрономе, первая кукла, дешевая, пластмассовая, облысевшая через неделю, первые туфли и пенал с картинкой.

Вот и все счастье. Да, еще поездки на каникулы к родне в Новомосковск, где в воздухе витал тяжелый запах аммиака от химзаводов. А потом свидания с отцом – всего-то два месяца, и сразу свадьба. Мама уже была беременна Танькой.

– Ну и полгода от силы после, – с трудом улыбалась мама. – А потом отец начал пить. Все пьют, все. – Казалось, мама оправдывала отца. – Ну посмотрите по сторонам. Все же, без исключения!

– А потом? – спрашивала Наташа. – Больше ничего хорошего не было?

Мама ненадолго задумывалась:

– Ну почему же? Было, конечно.

Танька родилась, потом ты. Счастье было, когда пальто новое справила, да еще и с цигейковым воротником. А что, отличное пальто, правда, Наташка?

Наташа молчала. Обижать маму не хотелось, она очень гордилась пальто. Но и восхищаться было особенно нечем – темно-синий тяжелый и грубый, шершавый драп и черная, скучная цигейка на воротнике и обшлагах. Тоска.

– Еще было, – обрадованно вспоминала мама, – когда вы с Танькой в школу пошли! Нарядные такие, в белых фартуках.

А банты я вам накрутила – не банты, сказка! У тебя-то, Наташка, волосы, у Таньки – пух в три ряда. И как банты мои удержались? – смеялась мама. – А когда квартиру получили? Скажешь, не счастье? А когда гарнитур отстояли?

Именно, отстояли. Три ночи записывались у мебельного. Зато потом мама плакала от счастья. Но тут же все накрыла накидушками, сшитыми из старых, выгоревших занавесок, и вся красота мигом исчезла.