Прощай!

Прощай!

Мария Ордынцева

Сделав еще пару шагов, Наташка остановилась, поняв, наконец, куда он клонит. Но обернуться не решилась. Она чувствовала, как кровь приливает к ее щекам. Закрыв лицо руками от волнения, девушка попыталась прийти в себя. Сердце ее забилось так быстро, что готово было выпрыгнуть из груди. Оно поверило во все происходящее гораздо раньше, чем сама Наташка.

Мария Ордынцева

Прощай!

четверг, 1 августа,

Энск

Было семь часов утра. В офисе стояла мертвая тишина.

Отпустив сторожа, Силаев прошел к себе в кабинет. Посмотрел в окно сквозь жалюзи: к подъезду мягко приближалась машина Санька – точен, как всегда. Он отошел от окна и сел за стол.

Силаев и сам не знал, зачем пришел на работу так рано. Мог бы с чистой совестью поваляться в шикарной спальне своей четырехкомнатной квартиры рядом с женой, пока дети у бабки в деревне. Или за утренним кофе почитать газету или журнал. Или новый диск с порнухой прокрутить пару раз, хотя за вчерашний вечер она ему надоела уже на середине, да и жене не понравилась.

Ну, все равно мог бы найти себе занятие по душе. Нет же, приперся в офис ни свет, ни заря. И все потому, что чувствовал: сегодня он должен был прийти раньше. Было у него какое-то такое ощущение. Кроме того, события в последние дни стали разворачиваться слишком быстро, требуя его постоянного присутствия возле телефона.

Звонок заставил Силаева вздрогнуть от неожиданности, оторваться от своих мыслей и схватить трубку.

Он вдруг понял, что этот звонок не принесет ему ничего хорошего. Послушав тишину на том конце, он сказал:

– Алло?

– Силаев нужен, – голос был уверенный, с легким оттенком барства, будто всю жизнь только и делал, что приказывал.

– Это я, – тихо ответил Силаев, уже догадываясь, кто это.

– Хорошо, – одобрил голос. – Мы сегодня заканчиваем. Деньги должны поступить, когда прибудут машины.

– Я все понял, – пробормотал Силаев.

– Тогда бывай, – и в трубке послышались гудки.

Силаев с облегчением отложил мобильник в сторону и откинулся на спинку кресла, поспешно расстегнув ворот рубахи и ослабив узел галстука. От напряжения жилка на его виске вздулась, и в голове застучало и загудело: тук-тук, тук-тук…

Это было самая важная, самая значительная сделка за все его пятьдесят два года сознательной жизни. Он ни минуты не раздумывал, когда ему сделали это предложение.