Доверяя себе. Финал

– Герман, ничего не хочешь рассказать? – она прищуривается с подозрением глядя на меня. Это ее любимый взгляд, которого я боялся с детства. Трясу головой и не обращая внимания на ее вопрос, иду на кухню.

– Герман! Что происходит? Почему Альберт с разбитой физиономией, говорит, чтобы я спросила подробности у тебя. А у тебя руки разбиты в кровь… Да и на лице синяк… Это ты его избил…? – мама плетется за мной, жестикулируя руками, причитая и задавая вопросы.

На пороге замираю, и она врезается в мою спину: на островке, в центре кухни, вижу ингредиенты для какого-то блюда, которое, видимо, Лина, хотела приготовить на ужин.

– Герман! Да, что с тобой такое?! И почему на кухне все выглядит так, как будто здесь что-то готовили… У тебя были гости?

– Мам?! Что ты хочешь?! – схватив большую тарелку, с лежащими на ней заготовками стейка, который, видимо, должен был стать нашим ужином, швыряю со всего размаха в стену, и кидаю гневный взгляд на мать, от которого та вздрагивает.

– Я облажался, ясно!? Наделал кучу дерьма и причинил боль женщине, которую люблю… и она ушла от меня, – пульсация в руке отвлекает меня от криков. Развернувшись, открываю кран и подставляю руку под воду, снова неприятно морщась от пронзающей боли.

– Какая женщина? – мама осторожно подходит ко мне сзади, кладет руки на плечи и заглядывает в глаза.

– Вы из-за нее подрались с Альбертом? Снова? – мамины глаза распахиваются, и я понимаю, в какую сторону идут ее мысли.

– Нет! То есть, да! Но это не то… не из-за нее… А из-за меня и моего дерьма… я подумал, что-то очень плохое о ней… – прикрываю глаза и воспоминания снова обрушиваются на меня, вызывая лавину боли.

– Хочешь… рассказать? – мама деликатно кладет руку на мою щеку.

– Нет… – отмахиваюсь я привычно и понимаю, что обманываю сам себя. Я, черт возьми, очень хочу с кем-нибудь поговорить и выплеснуть уже всю эту, разъедающую изнутри боль, наружу… – Я…

Заметив мое замешательство, мама тактично ждет не перебивая, но в ее глазах вижу поддержку и сожаление.

– Я очень облажался, мам… – выключаю воду и промокнув руку полотенцем, привычным движением запускаю ее в свои волосы, снова корчась от пульсации в ней.

– Ты присаживайся и рассказывай, сынок, – она берет меня за руку и подводит к стулу, как ребенка. Я не сопротивляюсь.