Очень готический роман

– Сегодня ни минуты покоя, – Лиза встала и снова заулыбалась, – Алекс, жду в гости!

Она убежала великолепным сияющим облаком переливающихся цветов. Алекс сидел, и улыбка медленно таяла на его лице. Прежде я много раз слышала такое выражение, и мне казалось, будто оно – лишь фигура речи. Но сейчас я и впрямь видела, как плавно воодушевление и радость сменяются на лице соседа чем-то иным.

– Ну что? Она довольно милая.

– Куда милее, чем в интернете, – ответил Алекс, – там я не видел ее глаз и они не сжигали меня дотла.

– Это успех.

– Это провал, – пробормотал он.

Я перестала улыбаться.

– Но она даже позвала тебя в гости…

– Чтобы я посмотрел их теплицу! – с ужасом сказал Алекс. Слово «теплица» он произнес так, будто в ней жил Ктулху.

– «Их», – поняла я. – Она замужем.

Алекс вдруг тихонько засмеялся каким-то уж больно подозрительно похожим на истерику смешком. Я сжала его предплечье.

– Она встречается с девушкой? – предположила я.

– Нет, у нее есть парень, в доме которого она живет.

Я пожала плечами. Алекс всегда придавал слишком много значения всем этим случайным встречам и переживал, что обречен на одиночество. Никогда не понимала его страданий – в мире полно красивых и умных женщин, разделяющих его интересы. Лиза, судя по всему, действительно классный человек, но она не единственная во вселенной.

– Ну, парень, – сказала я. – Может, их отношения на ладан дышат или он какой-нибудь моральный урод, и она только и ждет случая, чтобы от него свалить.

Алекс отодвинул стул назад. Посмотрел на меня, прищурился.

– Марго, Лиза работает в издательстве «ОСТ».

– Круто, – не понимая, к чему он ведет, ответила я. Мои мечты о продвижении собственных почеркушек поглотила «Санта», пять дней в неделю промывающая мне мозги корпоративными ценностями. Система душит творчество на корню; либо мой талант слишком легко погребла под собой асфальтовая толща обыденности.

– В этом издательстве публикуются все твои любимые книги, – медленно сказал Алекс, – «Серая серия» … Ну?

– Что «ну»? – разозлилась я и залпом допила кофе, – что дальше-то?!

– Кого ты там называла «темным поэтом своей мрачной юности»? – мерзким голосом спросил меня сосед.

Я почувствовала, как краснею. Я перестала спать с книгами Генриха Вайсмана под подушкой уже лет пять. Он жил в сердце юной Марго – с корсетами, с черными помадами и извечной «Лакримозой» в наушниках.