Ярость Белого Волка

«И посадским старостам велити прокликати… по всем торшкам и по крестцам и по всем слободкам и по улицам, что те люди, которым по росписи велено бытии на городе со всяким боем, и те б люди стояли все сполна по своим местам и со своим боем безотступно с великим бережением по смотру, а ково по росписи на городе не будет и тому быть казнену смертью».

А спустя две недели стало совсем жарко. Поляки подошли к Смоленску.

– Не круто забираешь, боярин? – спокойно спросил Горчаков.

– Лучше сразу круто, чем потом локти кусать.

Суды пусть ведут дьяк Никон Олексьевич, посадские старосты Лука Горбачев и Юрий Огопьянов. Они люди надежные и понапрасну никого не тронут.

– Где казни править, ежли чего? – Горчаков перевел почему-то взгляд на свои руки.

– У Фроловских ворот. Но там только «торговые казни» чинить. Пороть пусть порют, а вешать на людях не стоит. Не то время сейчас.

– Сегодня утром схватили Ивана Зубова.

– Вот бес окаянный. Мало ему, что в Дорогобуже полторы тысячи наших уговорил не возвращаться в Смоленск, так он еще и здесь орудует.

– Чего ему, псу, не хватает! – Горчаков сплюнул. – Ладно бы обделен чем, а то ведь богат, как Густав Адольф.

– Богат, вот и чувствует себя не должным никому. А кто еще с ним?

– Еще семнадцать дворян, стрелец и пушкарь.

– Дворян пороть, стрельца к пушке привязать…

– А пушкаря к пищали, – подхватил окольничий Горчаков.

– И чтоб со стены куски их к полякам летели. – Шеин заскрипел зубами. И тут же уже смягчившись: – Как тама Маша моя?

– Поклон тебе шлет Марья Михайловна.

Ты б спроведал боярыню. А то все на тюфяки смотришь да дымом пороховым дышишь.

– Ну и любо. Ладно, стало быть, все с Марьюшкой. Ничего, Петя, времени хватит на про все. Апосля с бабами любиться будем. Ты бы Никона мне кликнул.

– Да тута он. За дверью мается. – Горчаков шагнул к порогу гридницы.

– Давай.

Высокий, сухой дьяк Никон Олексьевич, вошел, сильно сгибаясь, чтобы не удариться о притолоку. И замер, глядя поблекшими голубыми глазами на Шеина.

– А… Валяй с самого худого.

– После того как Дорогобуж отбили, дворяне и стрельцы многие поразошлися по своим поместьям. Скопин-Шуйский еще крепления просит. – Дьяк говорил занудновато, держа в голосе одну-единственную ноту.

– Дак где ж я ему еще возьму! У самого земля дыбом!

– А ведь возьмешь, боярин. Опять возьмешь и последнее отправишь. А сам тут ужом вертеться будешь. Шуйского не бросишь ведь.

– А… Так ведь он тама противу Лжедмитрия.