Призрак

Совесть ее по этому поводу особо не мучила: ведь если копнуть поглубже, там такое обнаружится, на дне загадочной женской души, что самой даже страшно становится. К счастью, никто туда заглянуть не может. Теперь Сакина сама себе хозяйка, что хочет, то и делает, кто поглянется, с тем и пойдет. Дочку свою она на следующий день после похорон в деревню к бабушке отправила. И тут же друга сердечного тайком от глаз чужих ночевать привела. А он ей телефонный аппарат шикарный притащил. Хочешь – по трубке говори, хочешь – из соседней комнаты кричи.

Все слышно, как будто рядом.

Если посмотреть, Закирзян очень даже вовремя богу душу отдал. Она еще раньше одного богатенького бизнесмена на крючок подцепила. А теперь он у нее вообще под каблуком. Если дело так и дальше пойдет, то она его с женой разведет и на себе женит. Впрочем, это не так уж и важно. Самое главное, что жизнь у нее начала налаживаться, безденежье ее мучить перестало. Хоть и жить не умел Закирзян, но умереть сумел достойно. За это она и благодарна ему.

И все же ей было жаль Закирзяна.

Говорят, от болезни сердца легко уходят. На ее взгляд, так все болезни одинаковы. А смерть никогда легкой не бывает. Хотя не очень-то верится, что муж от сердца преставился, при жизни он никогда на сердце не жаловался. Вообще-то он никогда ни на что не жаловался. А в тот день схватился за грудь и свалился, увезли на «скорой» помощи». На следующий день сообщили, что умер.

Хоть и спекся Закирзян так быстро, но ей все казалось, что мучился он долго.

Ведь не узнать его было. Когда Сакина увидела его первый раз, сама чуть не рухнула. Ведь надо как изменился человек! О Аллах! Закирзян совсем как другой человек стал. Даже ведь дочь не узнала. «Это не мой папа», – все твердила. Если уж родное дитя не признало… Пусть за все его муки воздастся ему добром на том свете. Чтобы в раю ему место досталось.

Хотя она схоронила своего мужа всего три дня назад, но за это время столько всякого случилось, что ей казалось, будто с тех пор прошла целая вечность.

Да и само время тоже медленно тянулось. Провести бы скорее эти сорок дней, тогда можно было бы, не таясь от соседей, своими делами заняться. А пока еще не очень-то удобно…

«Ты уж не обижайся, дорогой… Спи спокойно. Пусть место твое в раю будет», – сказала она, закрывая портрет мужа белой простыней. Потом прошла в спальню, сняла с себя траурную одежду и надела коротенький халатик. Распустила по плечам волосы. Встав перед зеркалом, накрасила губы.