Семейная кухня (сборник)

У каждого своя кухня и своя память. Но манная каша была у всех. Как и колбаса по праздникам, холодец на свадьбе и бутерброд на завтрак.

Рыба, ледяная и не очень

– Ну что? Опять звать Славика? – спросила меня мама.

Я молча кивнула и уронила слезу на тарелку, в которой лежали пюре с фигурной складочкой посередине и кусок золотистой рыбы.

– Галка, привет, присылай Славика, – сказала мама в телефонную трубку.

Славик по кличке Скелет, сын нашей соседки тети Гали, был худой, как спичка, с темными кругами под глазами, молчаливый и покорный. Он спускался на лифте с девятого этажа на наш восьмой и усаживался за стол.

Мама ставила перед ним тарелку и замирала.

– Машенька, посмотри на Славика. Славик, вкусно?

Тот вместо ответа отправлял в рот вилку, которую держал так крепко, что белели пальцы. Мама говорила, что он «вкусно ест». Я осторожно пробовала языком пюре и недоверчиво проглатывала расковыренный кусочек рыбы.

– Догоняй Славика, Машенька, – подбадривала меня мама.

Я проглатывала еще кусок.

– А хлебушек? – Мама выдавала нам по куску хлеба. Славик утрамбовывал за щеки сразу целый кусок. Я соглашалась отщипнуть от горбушки.

Мама считала кусочки – пять, шесть, семь.

Славик сидел над пустой тарелкой и покорно ждал.

– Славик, доешь? – спрашивала мама.

Он покорно доедал остатки моего пюре.

Через сорок минут, после компота с булочкой, мама провожала Славика домой.

– Спасибо, – говорила она.

Он кивал.

Славик обедал или ужинал со мной часто – раз в три дня точно. Без него я превращала часы приема пищи в ад.

– Да пусть не ест! – восклицала тетя Галя, когда мама жаловалась ей на мой плохой аппетит. – Оголодает – придет.

– Нет, – отвечала мама и была права. Я бы ни за что в жизни, ни при каких обстоятельствах не подошла добровольно к холодильнику. А по какой причине, уже не помню. Но в детстве я твердо стояла на своих принципах.

– Галь, пусть Машка у вас поужинает, я на работе задержусь, – попросила однажды мама тетю Галю.

– Да пусть, – согласилась соседка. – А чем ее кормить-то? Она ж у тебя с придурью!

Мама ответить не успела, поскольку захлопнулись двери лифта.

– Дома я больше есть не буду, – заявила я вечером, когда мама забрала меня от тети Гали.

– Почему? – ахнула мама.

– Ты не умеешь готовить.

Для мамы это было страшнее раската грома, страшнее самого страшного обвинения. Страшнее самой страшной обиды.

Мама славилась своими кулинарными талантами на пол-Москвы.