Шутки дебильные

Шутки дебильные

Алексей Николаевич Зубов

Коротенькие истории, полезные для ума и приятные для стимуляции пищеварения. Улучшают зрение.

Столичный шик.

Вчерась, в два часа пополудни, я очутился на городском вокзале. Привела меня туда не жажда пуститься в безумные странствия по белу свету, а нужда иного рода, всем знакомая и неудержимая никакими строгими убеждениями.

Перед этим, забежав в пяток кафе, и отметив возле вожделенных дверей со странными латинским буковками, заменивших теперь всем понятное и ставшим родным французское слово «сортир», молчаливо-недвижимые очереди напряженных конкурентов, я вспомнил вдруг человеколюбивое решение железнодорожных властей сохранить на вокзалах бесплатные туалеты. На всякий случай.

Вокзал не «ГУМ», и иной человек и без мелочи в кармане зайдет.

Сделав дело, я, чувствуя свободу воли, прошелся по перрону.

На вокзалах всегда хорошо. Энергично как-то.

Возле пахнущего многосуточным потом поезда на столицу, я увидал две знакомые фигуры: Геся, да Мотя Пацан. Я подошел и спросил, что они тут забыли. Оказалось, они едут в центр цивилизации.

Это было удивительно. Чудно.

Мы отошли к гранитному парапету, они стали мне растолковывать: что к чему.

Какой-то дед, торчащий рядом и вычесывающий из бороды ночной репей, приметив наш джентльменский набор, хотел быть умным и даже сказал, вроде как, нам: «Москва – столица прошлого, Петербург – будущего», но Геся, дав ему окурок, велел погулять где-нибудь.

Тем временем Мотя Пацан популярно объяснял мне, что в столице правила те же, что дома (у него две ходки, так что, можно положиться), и те же люди, и те же речи, только колючки по периметру нет, а так, он, Мотя Пацан, видит там себе применение хоть внизу, хоть вверху.

А Геся сообщил, что у них уже есть и тема.

И они рассказали мне, а я расскажу вам, только можно, я буду писателя изображать?

Какого-нибудь француза? И название у него заимствую:

«Бижутерия».

Стояли прелестные весенние дни. По утрам, когда встающее после сна солнце мощными кистями чертило разноцветные тени по вымытым росами улицам, воздух, искрясь, переливался, как молодое вино из корчаг, от влажных крыш к тротуарам и дарил надежду и веру.

Хотелось жить.

Особенно хотелось жить здесь, в столице.