Соловка Słowik

Прадедушка говорил мало, но интересно. Оказывается он приехал из Венгрии, из другой страны, и мне стало во много раз любопытнее, как же там живут люди и правда ли, что капиталисты ходят в цилиндрах и фраках, с тросточками, а все рабочие измазаны сажей, а их дети чистят ботинки прохожим за медные монеты.

Но, судя по всему, это было не так. Прадедушка рассказывал про Венгрию так, как будто речь шла о Киеве, куда я ездил этой зимой, или о Харькове, который я знал прекрасно. И оказалось, что цилиндры уже давно ни кто не носит.

Мне стало интересно, какие же шляпы носят капиталисты. Судя по всему не такие как прадедушка. Ведь он был не капиталист, а значит буржуи не носят таких шляп. Но, беспокоиться о буржуях я не стал. Я услышал впервые то, что очень меня удивило. Даже тревожно стало, когда прадедушка произнёс, что переживает за нас. Почему? Война? Немцы?

– Это может произойти в любую минуту, даже сейчас, – сказал он, – когда я ехал сюда, я видел много военных колонн движущихся к границе, немецких, венгерских.

И шли они не на учения…

– Да, – кивнул папа, – перебежчики с той стороны говорят то же самое.

Михаил Степанович взгрустнул.

– У нас половина командиров на восток чемоданы пакует, на море… Мамки, няньки, детвора… Прямо в казармах. Говорят, что Брест вообще общежитием стал…

– Да ну, – отмахнулся отец, – страшно не то, что мамки и няньки, а то, что «зелень» необстрелянная, а вместо боевой подготовки штудируем газеты.

Я даже вздрогнул. Папа первый раз меня испугал.

Уж не меня ли он имел ввиду? Значит надо будет заниматься зарядкой и попроситься в тир. Там никаких газет. И подготовка боевая. Да и зеленью он называл меня, когда я не слушался и через чур был самостоятельным.

– Люблю своего комиссара, – усмехнулся Михаил Степанович.

Прадедушка покачал головой.

– Я помню Гражданскую, Германскую… Так вот, немцы не те что были тогда. Мы там тоже думали, что они не изменились. Но они очень изменились. Это другое поколение. Их глаза напоминают глаза мёртвых, без жалости, без совести, без пощады.

С ними невозможно говорить…

– То есть? – удивился отец, – они были тут, мы с ними общались, даже подружились. Люди как люди.

– Люди есть везде, – ответил прадедушка, – но очень важно что вот тут у человека, – постучал он пальцем по лбу.

– Нам там не сладко. Ещё нет того, что произошло в Польше, или в Австрии, мы не носим жёлтых звёзд на одежде, но нам уже нельзя появляться там, где ходят арийцы.