ДЕНЬ НЕЗАВИСИМОСТИ

Гипсовую голову президента на подоконнике украшала шапочка из забытых женских труселей, при виде которых сразу становилось понятно: Барни любит коров, а волосы Вальтера Коссмана чиркнула лямка не замеченного им лифчика, свисавшего над входом в комнату и державшегося в таком подвешенном состоянии фиг знает как. Словом, погудели тут накануне на всю катушку. А вот прибираться по ходу никто не собирался. Иначе от бардака такого уже давно и следа бы не осталось.

– Какого на хрен вы сюда припёрлись?!– зафальцетил Барни, поднимаясь на ноги, и продолжал в том же духе уже стоя:– Валите на хрен из моего дома, иначе я полицию вызову!

– Ну, так это,– с ехидной ухмылочкой отозвался Рей МакФарли,– мы уже здесь.

Будем считать, что вызвал.

– Вы больше никто. Пустое место. Я больше вас не боюсь. Проваливайте ко всем чертям собачьим!

– Да конечно же мы уйдём. Не надо так нервничать. Или по-твоему всем, как и тебе, нравиться сидеть в таком свинарнике? И то насколько скоро мы уйдём зависит, Барни, только от тебя.

По нашей доброй традиции ты подкидываешь нам дело, не дельце, а настоящее дело для настоящих полицейских, и будешь дальше в одиночку медленно превращаться в свинью.

Барни ответил молча. Да-да, иногда можно ответить ни проронив ни словечка, ни другого какого звука. Мимикой там или жестом. Барни ответил и тем, и другим. Скорчил недовольную рожу, ткнул указательным пальцем на вытянутой руке в направлении входа и потопал с пятки на носок ногой, дескать всё уже сказано, проваливайте, я жду.

Вальтер Коссман был не злым.

Вернее, в их с напарником дуэте он исполнял роль доброго полицейского. Вот и сейчас он поднял со стола пустую бутылку, приблизился к Барни, взял его левой рукой за грудки, ткнул спиной в стену и надавил бутылочным горлышком на левый глаз. И всё как всегда неторопливо и совершенно спокойно. Настолько спокойно, что Барни понял для чего совершались все эти действия только после того, как они совершились.

– Слушай внимательно,– сказал Вальтер голосом по спокойному железным,– повторять не буду.

Если ты не подгонишь нам серьёзное дело, твой глаз стечёт на дно бутылки. Я не шучу. Ты меня знаешь.

– Да я завязал. Не при делах больше. Вообще ничего не… А-а-а-а…

«А-а-а-а» в переводе на человеческий язык означало, что Вальтер сильнее надавил бутылочным горлышком на зрительный орган пытаемого. А что? И так ведь понятно, что Барни хотел сказать. Совсем не то, что от него хотели услышать. Ну и получи, фашист, гранату. Точнее, бутылку.