Под сенью боярышника

– Ах, это дерево! Изначально цветы были белыми, но во время войны с Японией под ним казнили бесчисленное множество храбрых мужчин, и их кровь пропитала почву до самых корней. С тех пор цветы на этом дереве начали изменять свой цвет, пока все не стали красными.

Группа сидела тихо, пока товарищ Ли, один из их учителей из города, не сказал ученикам:

– Вы ещё не записываете?

Понимая, что их работа уже началась, все четверо стали копаться в поисках своих блокнотов. Четыре или пять царапающих ручек были, видимо, обыденным делом для товарища Чжана, поэтому он продолжил говорить.

Как только история дерева, которое свидетельствовало о славных подвигах жителей Западной Деревни, была изложена до конца, пришло время снова отправляться в путь.

Спустя какое-то время Цзинцю оглянулась на боярышник, теперь уже еле заметный, и ей показалось, что она увидела человека, стоявшего под ним. Это был не солдат из рассказа товарища Чжана, крепко связанный японскими дьяволами, а молодой красивый человек… Она отругала себя за свои мелкие капиталистические мыслишки.

Ей нужно сосредоточиться на том, чтобы учиться у бедных крестьян и упорно трудиться над составлением учебника. Рассказ о боярышнике будет определённо включён в него, но под каким названием? Как насчёт «Забрызганный кровью боярышник?» Возможно, слишком уж кроваво. «Красный цветущий боярышник», может быть, получше. Или просто – «Красный боярышник».

Рюкзак и авоська Цзинцю ощущались ещё тяжелее после отдыха, никак не легче. Она понимала, что это ощущения на контрасте: так немножко сладости перед полной ложкой горечи намного усиливает горький вкус.

Но никто из учеников не смел жаловаться. Бояться борьбы и усталости – удел капиталистов, а получить клеймо капиталиста было единственным, что пугало Цзинцю.

Её классовое происхождение было скверным, поэтому она не должна путешествовать, эксплуатируя крестьян, заставляя их таскать её сумки – это бы означало поднять себя ещё выше масс. У Партии политика – Нельзя выбрать своё классовое происхождение, но можно выбрать свой собственный путь.

Она знала, что люди, подобные ей, должны быть гораздо осмотрительнее, чем те, у кого хорошее классовое происхождение.

Но борьба и усталость никуда не уходили только потому, что о них не говорят. Цзинцю жалела, что каждый больной нерв не вянет и не умирает. Так бы она не чувствовала вес на своей спине или боли в ладонях. Она попыталась сделать то, что проделывала всякий раз, чтобы облегчить боль: дать волю своим мыслям.