Кредиторы гильотины

– Зачем тебе это?

– А как же! Мне завидно.

– И мне тоже.

– Я бы показал, как себя вести, если бы меня казнили… По правде сказать, наверное мучаешься недолго, всего какую-нибудь секунду… шее станет холоднее – и все кончено…

Находящаяся на другой стороне площади молодая девушка с голубыми глазами и нежным цветом лица обращалась к молодой матери, державшей за руку своего ребенка:

– Моя милая, – говорила она, – я боюсь только одного: чтобы его не простили.

– О, этого нечего бояться – эшафот выстроен, и он будет казнен.

– Мне говорили, что он просил о помиловании.

– Нет, он даже не подал кассацию. Говорит, что невиновен.

– Они все говорят это. Трусы, как все мужчины.

– Бедная женщина, как ужасно он зарезал ее!

– О да, негодяй! Поэтому я и хочу посмотреть ему в лицо.

Ребенок, которого мать держала за руку, начал кричать.

– Замолчишь ли ты? – рассердилась его мать. – Берегись! Если ты не будешь умницей, то не увидишь, как ему отрубят голову.

В это же время один любопытный, забравшийся на стену, говорил своему соседу:

– Ты знаешь, что он сказал? – «Я пойду на казнь с тем же спокойствием, с каким выслушиваю ваш приговор.

Только одни преступники боятся вечности».

– Это все фразы. После «Лионского курьера» они все говорят так. Вот пьеса, которая испортила всех казнимых… Посмотрим, будет ли он разыгрывать невинного на эшафоте.

– Если он струсит – я свистну.

– И я тоже.

Вдруг в толпе поднялся шум. Мальчишки закричали:

– Солдаты! Солдаты!

На площади появился отряд национальной гвардии, затем жандармы окружили эшафот, еще окутанный туманом.

В течение нескольких минут слышны были только крики, рев и брань, которые разбудили осужденного в его камере. Затем наступило молчание, прерываемое только глухим ропотом толпы.

В одном из углов площади, около входной двери в тюрьму Ла-Рокетт, позади первой линии жандармов, почти возле ног их лошадей, стояли, прижавшись к стене, двое мужчин. Они были одеты в теплые пальто с воротниками, поднятыми не столько от холода, сколько для того, чтобы избежать внимания любопытных.

Мужчины стояли молча, прижавшись друг к другу и держась за руки.

Каждый вечер последней недели эти двое являлись к продавцу вина, жившему на углу улицы Фоли-Реньо, и каждый вечер они спрашивали, приходили ли рабочие на площадь строить эшафот. В этот вечер им ответили: «Да». Они побледнели и переглянулись, затем пожали друг другу руки, как бы желая придать себе мужества.