Эскадра

Если бы Франция когда-нибудь вновь стала королевством, он бы был единственным, кто мог бы претендовать на трон по праву рождения. Но пока что мы живем в республике, а Натаниэль мертв – о чем теперь говорить?

– Отвечу как солдат: мертвые похоронены, память о них жива, но выжившим нужна работа. Это цинично, но… Это жизнь, профессор.

– Да, вы правы. Сейчас я расскажу вам, в чем дело.

Рассказ профессора открыл для Жан-Клода многое, о чем он раньше и вовсе не задумывался. Почему расформировали Иностранный Легион? Почему все государства сокращали свои регулярные наземные армии? А потому, что "где-то наверху" было принято кому-то очевидно выгодное решение полностью отказаться от "насильственного пути" общения с ксенорасами – ведь подавляющее большинство из них были одичавшими по различным причинам потомками раних переселенцев с Земли.

Изучать, "положительно реморализовывать" при необходимости, но ни в коем случае не воевать. "Ксенорасы", подобными искусственными ограничениями отнюдь не обремененные, естественно начали попросту вырезать эмиссаров, дипломатов и прочих исследователей. Потому что если ты не хищник – ты добыча, и решение парламента твоей страны совершенно неспособно повлиять на базовые законы биологии. Ксенологический Институт Франции за полтора года потерял восемнадцать "полевых исследователей", из них добрый десяток – на Фриде. По сути, именно с нее не вернулся вообще никто. А если учесть, что всего этих ребят в Институте было двадцать, оставшиеся двое были готовы пусть даже и к увольнению, лишь бы не ехать на верную смерть.

– Вот такие дела, капитан, – сказал профессор – Мы хотим отправить туда, на Фриду, кого-то типа вас. И нам наплевать, что вы не ученый. Важно то, что у вас есть шанс вернуться и принести хоть какую-то информацию. Наши специалисты этой самой информации соберут в разы больше – но что толку, если она гарантированно погибнет вместе с ними?!

Жан-Клод согласился, решив, что там, где поубивали явных "ботаников" он, с его подготовкой, имеет хорошие шансы на выживание.

Ошибся, стало быть.

И теперь Жан-Клод Дюпон бежал. Как не бегал, наверно, никто до него. Сколько их было? Не меньше полусотни, как он мог слышать. А может быть и больше. И было совершенно очевидно, что он не "нарушил табу" или "нанес оскорбление" – на эту тему наработки были и инструктаж он получил неплохой. Он просто был представителем народа, расы, которая уже успела "позиционировать себя как добычу".