Кто здесь?

А, вот и водка, и тихоокеанская сельдь! Да… потом у нас появилась картошка, потом лук и морковь, ну а уж когда добавился гусь… – Блюм развел руками с причудливым графинчиком в одной и рюмкой в другой, – поверьте, мадам, все эти сложные салаты, грибы, фаршированные крабами, крабы, фаршированные грибами – основная причина самоубийств и разводов. – Он, приглашая Торнвила, поднял вверх рюмку и еще через полминуты, закусывая сельдью, продолжил: – Да, потому что естественная пища рождает естественные мысли, а неестественная, ну, сами понимаете какие.

– Мне нравится ваша логика, – заключила Николь. – Тогда я тоже попробую сельдь и буду есть суп. А отчего появляются, в таком случае, сверхъестественные мысли? Нужно же, значит, к гусю еще что-нибудь добавить?

– Обстоятельства, мадам, обстоятельства. Их мы тоже туда добавим, немного позже.

Через несколько минут им принесли большие слегка дымящиеся тарелки. С тонким и очень приятным запахом.

– Его нужно есть горячим, друзья.

 – Блюм взял в руки графинчик. – Стенли?

Теперь ее ресницы повели себя по-другому. Он улыбнулся и отказался.

– Действительно, очень вкусно, – попробовав, с удивлением произнесла Николь. – И не нужно добавлять никаких обстоятельств.

Блюм замотал головой:

– Это все Стенли! Ему нужна еще и коллективная душа.

– О, дорогой! Моей тебе, значит, мало. А что ты собираешься делать с этой, коллективной, позволь узнать?

– Он собирается объяснить с ее помощью загадочные явления в этом мире, мадам.

Только у него не выйдет.

– Почему не выйдет? – поинтересовался Торнвил.

– Потому что все это придумал Карл Юнг, – прихлебывая суп, ответил тот. – Придумал, и не разобрался до конца. Вкусно, мадам, ведь верно?

– Очень. А в чем же не разобрался великий психолог?

– Он заявлял, что коллективная душа есть у всех народов. Как некий остаток их исторической памяти.

– А его, в самом деле, нет?

– Есть. В большей или меньшей степени.

В значительной, например, у германцев или японцев. Да, все японские экономические чудеса, между прочим, из этого выросли. Но только посмотрим, что с ними будет через пятьдесят лет.

– Они потеряют коллективную душу?

– Нет, мадам, не потеряют. Они изменят к ней свое отношение.

– Поясните, – попросил Торнвил.

– М-мм, с удовольствием… Этот общий для нации исторический осадок влияет на нее ровно настолько, насколько интуитивно ценится.