Словно мы злодеи

 – Бог в помощь.

Они вдвоем растворились в коридоре.

Я потер глаза, которые уже горели от многочасового чтения. Рен швырнула книгу за спину, через голову, и я вздрогнул, когда та шлепнулась на диван рядом со мной.

Рен: К черту всё.

Александр: Вот это боевой дух.

Рен: Просто прочту Изабеллу.

Филиппа: Просто иди спать.

Рен медленно встала, промаргивая отпечаток огня на сетчатке.

– Наверное, всю ночь буду лежать и повторять монолог, – сказала она.

– Пойдем покурим? – Александр (опять) допил виски и скручивал на столе косяк.

 – Может помочь расслабиться.

– Нет, спасибо, – ответила Рен, выходя в коридор. – Спокойной ночи.

– Как хочешь. – Александр зачесал волосы назад, воткнул косяк в угол рта. – Оливер?

– Если я помогу тебе его скурить, завтра проснусь без голоса.

– Пип?

Филиппа подняла очки на темя и мягко откашлялась, пробуя горло.

– Господи, как ты дурно на меня влияешь, – сказала она. – Ладно, давай.

Он кивнул, уже на полпути из зала, руки в карманы.

Я посмотрел им вслед, немного завидуя, потом снова привалился к подлокотнику дивана. Я пытался сосредоточиться на тексте, в котором было такое количество пометок, что он почти уже не читался.

Перикл: Прощай, Антиохия! Я узнал,

Что люди, не стыдящиеся дел

Черней, чем ночь, из кожи лезут вон,

Чтоб доступ к ним был свету прегражден.

Виною порождается вина.

Как дым с огнем, кровь с похотью дружна[6 - У. Шекспир.

Перикл. Акт I, сцена 1. Перевод И. Мандельштама.].

Я вполголоса пробормотал последние две строки. Я знал их наизусть, знал уже не первый месяц, но меня все равно грыз страх забыть слово или фразу во время прослушивания. Я взглянул на Джеймса, сидевшего в другом конце зала, и спросил:

– Ты никогда не думал, знал ли Шекспир эти монологи так же хорошо, как мы, хоть наполовину?

Он отвлекся от того, что читал, поднял глаза и ответил:

– Все время думаю.

Я изобразил улыбку: меня хоть как-то поддержали.

– Что ж, я сдаюсь. Так ничего и не сделал.

Джеймс посмотрел на часы.

– Я, по-моему, тоже.

Я сполз с дивана и направился за Джеймсом по винтовой лестнице в нашу общую спальню – точно над библиотекой, верхнюю из трех комнат в каменной надстройке, которую обычно называли Башней. Раньше здесь был просто чердак, но в семидесятые паутину и хлам убрали, чтобы освободить место для новых студентов.