Призрак моей любви

– Возложить корону на голову своего любовника для нее оказалось мало, она, говорят, пустила в свою постель пирата, самого отъявленного злодея на всех Западных островах[1 - Неофициальное название северо-западной части Гебридских островов, принятое в Великобритании. – Здесь и далее примеч. пер.]. Лахлана Макруайри, – выплюнул он с отвращением, в уголках его рта пузырилась слюна. – Мерзавца, разбойника. Если ее заперли в клетку, точно зверя, то только потому, что бешеная похотливая тварь это заслужила.

Джоан любила мать больше всех на свете.

Она не желала верить злым россказням о ней. Люди лгали, чтобы ее опорочить. Подобная храбрость в женщине казалась им диковинной, противоестественной. Они выдумывали объяснения тому, что женщина осмелилась пойти наперекор воле не только мужа, но и самого могущественного короля во всем христианском мире. Осмелилась короновать «мятежника».

Но Роберт Брюс был для Изабеллы как брат, а не любовник. А что до Лахлана Макруайри… Джоан помнила грозного воина, что проник в ее спальню посреди ночи вскоре после того, как матушка покинула замок Балвени и уехала в Скун на коронацию Брюса.

Тот воин объяснил, почему Изабелла, вопреки своему желанию, не смогла взять с собой дочь. Он возглавлял отряд Хайлендской гвардии, отправленный охранять матушку, только и всего.

– Она замерзнет, умрет от холода, – слабо прошептала Джоан, пытаясь вызвать в отце хоть каплю жалости к женщине, что была ему женой тринадцать лет. К той, которую он любил так сильно, что не спускал с нее глаз и всегда окружал надежным караулом.

Заботился, чтобы с ней ничего не случилось.

По крайней мере, так Джоан раньше думала. А может быть, это мама хотела, чтобы она так думала. Со временем девочка все яснее начинала понимать: брак ее родителей не был счастливым. И причина – в ее отце, в нем заключался какой-то изъян. Только мама не желала, чтобы дочь это видела. Чувство, которое Джоан принимала прежде за любовь, вовсе не было ею. Это была страсть собственника, властность и необузданная ревность.

– Пускай замерзает, – прорычал отец. – Будь моя воля, я приказал бы вздернуть ее на виселице. Я так и сказал Эдуарду, но король не решился казнить женщину. Даже ту, что заслуживает смерти. Ее заключение станет предостережением всем, кто задумает поддержать мятежного Короля-Разбойника.

Такое прозвище дали Роберту Брюсу англичане – окрестили его королем головорезов. О Брюсе и его сторонниках давно уже не было ничего слышно.