Цъя

Варианта было два: бежать как можно быстрее в сторону, противоположную маяку, и надеяться, что реактивная серпица ошибется с углом атаки, или же пробраться в гнездо и повредить передатчик. Тогда серпиц можно брать живьем,… и съесть. При мысли о еде у Цъя забурчало в желудке. Почесав кончик носа, она еще раз выглянула из-под пирса.

Вокруг гнезда кружило уже пять силуэтов. Опускались сумерки, от песка начало тянуть сыростью. Цъя представила себе отбивную серпицу и начала продвигаться вдоль пирса к подножью маяка.

Не ожидая атаки с земли, серпицы кружили над прибрежной зоной. Прикинув дальность полета, Цъя решила, что все равно не успела бы убежать – передатчик был слишком силен. Подняв с песка стальную трость, выпавшую из гнезда. Цъя метнулась в разверстую пасть маяка. Внутри стоял красноватый сумрак, слышалось басовитое гудение.

Винтовой лестнице наверх уже давно не было, однако фермы, поддерживающие гнездо снаружи, позволили Цъя забраться наверх. Не касаясь стен, Цъя добралась до источника гудения.

Передатчик был большой, старый. Плотный кожух его уже местами потрескался, и наружу торчали соблазнительные проводки. От него несло жаром и запахом подгорающей проводки. Цъя поняла, что старый хрыч решил расширить сферу влияния, и тужиться из последних сил, не замечая ее прихода.

Обойдя передатчик, она заметила панель управления. Городские гнезда серпиц всегда защищались, и пульт управления старались прятать как можно лучше. Здесь же, в дикой прибрежной зоне, старый передатчик совсем обленился и расслабился.

Показав кожуху язык. Цъя начала вертеть регуляторы и щелкать тумблерами. Гнездо заполнили шумы помех, шелест, скрежет и вой прямого эфира. На какой-то волне Цъя поймала веселенькую песенку, потом кто-то что-то громко прокричал, потом снова песенка, другая. Заметив, что передатчик забеспокоился, Цъя вернулась к главному кожуху и выглянула сквозь щели гнезда. Серпицы носились как угорелые, тыкались в прутья, сталкивались друг с другом, вспыхивали и падали. Полюбовавшись зрелищем паники, Цъя поудобней перехватила арматурину и подошла к передатчику. Песенка лилась, чей-то сладкий голосок заливал в уши мед и патоку. Цъя мерзко ухмыльнулась и поддела кожух… Вскоре все было кончено. Из разбитого тела передатчика торчали разноцветные капилляры проводов, ламповый мозг был растерт в мелкие осколки. Утерев пот, Цъя еще раз выглянула наружу – вдали красными точками мелькали огоньки освободившихся серпиц – стая разлеталась.