Интриганка

Истоки повествования нашего рассказа уходят к моменту проходной ситуации где-то посередине объявленного пути…

Любовь – это игра, в которой нет ни конца, ни начала, ни определенности, кроме той, что это все-таки – любовь, поэтому выставите поскорее за нарисованную воображением дверь маячащие шаблончики и слушайте…

Двухэтажный домик, в скандинавском стиле примыкал к узкому шоссе, которое автомобили не часто баловали своим присутствием. Техника забредала сюда обычно по делу, хотя, все же, среди местных, и ходили слухи о случайных гостях, ошибившихся дорогой.

Действия происходят на окраине города у моря, однажды появившегося на карте, благодаря импульсу и влиянию одной чудаковатой знатной персоны, и превратившегося со временем в типичный образчик раздробленности общего визуального впечатления – вмещал в своем лоне, будто выдернутых из родной обители чужаками, наляпанных по квадратам или иным формам геометрических и не очень, фигур, – разнообразных архитектурных представителей, предпочтенных в разные исторические эпохи.

Атмосфера, в основном железобетонного, пристанища, наполнена, тоже по привычной фактуре городов первой половины двадцать первого века – компульсивным движением «растворенных» в толпе и стремящихся к лучшему, псевдоэнергичных, в большинстве, к сожалению, – жителей.

И все-таки, к счастью, нашлось бы достаточно людей, которые бы сказали, что этот город – прекрасное место, полное загадок и тайн, а еще любовных историй и творческих успехов.

Если заглянуть в него поглубже, конечно.

Конкретно этот дом, о котором шла речь вначале, часто навещали друзья и знакомые, потому что его хозяин Филипп, коренной житель (которому дом достался по наследству), и его жена Эмилия, переехавшая сюда из другого города – проявляли к людям редкое дружелюбие и вообще, любили общество, особенно в канун праздников, у себя ли или в гостях – все равно.

В общем, эта пара была достаточно далекой от мизантропии в принципе, а в частности, скорее, находилась в противоположном лагере характеров.

Женаты наши герои уже не один год, поэтому возможные издержки недомолвок и скрытности, из опасения быть недопонятыми, не могли уже помешать открытому диалогу друг с другом.