Крыса и Алиса

Немного отдышавшись, решительно поднялась. Все, довольно! Эта женщина пугает меня. Пусть уходит, сегодня же! Я зашла за угол флигеля и увидела Кэт, содрогающуюся в конвульсиях. Лицо ее при этом выражало блаженство. Странно. Что это? Может, она больная? Похоже на эпилептический припадок, или это что-то другое?

Я подошла к ней:

– Что с вами?

Ее глаза постепенно прояснялись. Она сфокусировалась на мне и бодро сказала:

– Все отлично! Мне нужен нож и кипяток, чтобы разделать и ошпарить гуся.

– Откуда вы знаете, как это делается?

– Жизнь длинная… – объяснила она.

Опять мне ничего о ней не удалось узнать.

Я попросила Галину дать Кэт все необходимое, а сама ушла в мастерскую. За работой я смогу отвлечься от негативных мыслей и домыслов.

Во флигеле я начала привычные манипуляции: протерла кисти, проверила, хорошо ли натянут подрамник, наточила карандаши, подготовила краски, шпатели, тряпки. Обычно после этих процедур я бываю готова творить. К этому времени я обычно понимала, чем буду заниматься: делать набросок будущего полотна или сразу же бралась за смешивание цветов.

Так как иногда, получив новый интересный цвет, я под него придумывала сюжет. Сегодня же у меня не было ни одной идеи: мысли непроизвольно возвращались к Кэт. Я осознаю, что она человек из другого мира, и, конечно же, не похожа на меня, поэтому мне трудно ее понять. Я отдаю себе отчет, что не могу и не должна осуждать ее за то, что она другая, но не могу не обдумывать и не анализировать ее поступки. Думая о ней, я все же начала выводить на бумаге линии, что-то штриховать, растушевывать. Очнувшись от мыслей и вглядевшись в рисунок, я увидела на нем лицо Кэт. Но не с правильными чертами, как в жизни, а с искаженными моим предубеждением к ней. Она была уродливой, даже страшной, хотя черты лица были теми же. Это был не документальный портрет человека, а отражение его внутреннего состояния. Вернее, таким, каким я его себе представляла.

– Это я? – прозвучало у меня за спиной.

Она вновь бесшумно подошла и напугала меня.

От неожиданности я возмутилась:

– Сюда, – с натиском сказала я, – никому нельзя входить!

Она опять внимательно всмотрелась в мое лицо и неожиданно согласно кивнула:

– Понятно! Больше не войду.

Я так удивилась, что простила ее. Тем более, она уже была здесь.

– Вам нравится? – спросила я ее, указывая на портрет.

Мне интересно было узнать ее мнение, потому что рисунок был очень необычным.

– Похожа, – сказала она.

И это все.