Полина. Мечты сбываются

Переждав приступ тошноты и отчаянного сердцебиения, попыталась определить выходы, которые вели бы в ванную или гардеробную: туда, где могло бы быть зеркало.

Первой бросилась в глаза большая и высокая дверь. Но только я сделала несколько неуверенных шажков по направлению к ней, как она, завибрировав, тихо загудела. Я остановилась, и гудение стало тише. Сделала шаг вперёд, и оно усилилось. Ясно: дверь ведёт наружу, находится под напряжением и, похоже, оснащена фотоэлементами.

Развернулась лицом к спальне, едва не потеряв равновесие.

Справившись с головокружением, оглядела помещение.

Необъятная кровать стояла посреди такой же круглой, размером с цирковую арену, комнаты. Слева, от пола до теряющегося где-то в облаках потолка, располагались широкие стрельчатые окна, завешанные прозрачным, вспыхивающим редкими золотистыми искорками, тюлем. У стен окна закрывали плотные шторы цвета айвори: препятствуя проникновению света снаружи и вбирая его в себя, они мягко светились.

С опаской подошла к окну. Не ощутив ничего подобного происходящему при моём приближении к двери, отодвинула тюль и осторожно притронулась пальцем к раме, которая тоже была цвета слоновой кости.

А может быть, и сделана из этих самых слоновьих бивней: потому что и на вид, и на ощупь было – ну очень похоже. Успокоившись, приблизилась вплотную к стеклу и взглянула наружу.

За окном висел плотный туман, который, как и облака над головой, переливался белым перламутром. Подумалось, что там вообще ничего и нет, а само окно – всего лишь имитация… Стало муторно на душе, и захотелось плакать…

Подумав, что на это нет ни сил, ни времени, я пошла от окна вдоль стены, противоположной входной двери.

Она оказалась покрыта такой же, как и постельное бельё, шелковистой тканью, но уже глубокого изумрудно-зелёного цвета. На ней, ни разу не повторяясь, были нарисованы лианы и деревца с цветами в бутонах и спящими на ветвях птицами. Рисунки были рельефными и выполнены столь реалистично, что казалось: вспугни птицу – и она взлетит…

Вскоре я обнаружила почти незаметный контур высокой двустворчатой двери.

Едва я прикоснулась к её ручкам, как она отворилась.

Я очутилась в таком же просторном помещении. В полукруглом, во всю стену, эркере лежал большой молочно-белый ковёр с синим, напоминающим морозный узор, орнаментом по краю. На нём стоял покрытый однотонной скатертью круглый стол, окружённый, – я пересчитала, – девятью мягкими полукреслами с обивкой от почти белого до синего, без рисунка.