Полтора килограмма

Том извлек из шкафа подушку и одеяло, незатейливо их раскинул прямо на полу и, повернувшись ко мне спиной, тут же уснул, слегка похрапывая. Мне же еще целый час пришлось ворочаться на неудобном диване, пытаясь уснуть.

Утром я уже был способен передвигаться, хотя меня еще слегка покачивало и мутило. Вероятно, сотрясение мозга избежать всё же не удалось. Опираясь на локоть Тома, я осторожно следовал к дому.

Хелен и Джим встретили нас у двери. Тома пригласили к столу позавтракать с нами. Он охотно согласился, сразу очаровав присутствующих своей непосредственностью.

После завтрака, заметив в прихожей мяч Джима, он тут же позвал сына во двор играть. Мы с женой наблюдали в окно, как они закидывают мяч в кольцо с сеткой, прикрученное к столбу на заднем дворе. У Тома были несоизмеримо длинные конечности, словно у голенастого щенка дога. «Мир наверняка потерял в его лице отличного баскетболиста», – подумалось мне тогда. Он вообще был более подвижен, весел, нежели я, что не могло не очаровать моего двенадцатилетнего сына, для которого я вечно не находил времени, чтобы погонять мяч.

С того дня Том стал частым гостем в нашей квартире. Хелен и Джим всегда радовались его приходу: он вносил в дом какое-то праздничное приподнятое настроение.

Вот так, ненавязчиво, этот человек вошел в нашу жизнь и стал моим самым близким другом. Почему? Я и сам не понимал этого тогда. Мы во всем были полной противоположностью, но нам было интересно вместе, и, не смея больше перечить притяжению душ, мы погрузились в крепкую мужскую дружбу.

Том вырос в Челси – небогатом пригороде Бостона. У него было три брата и одна сестра. Отец взял в жены мать Тома с четырьмя детьми от предыдущего брака. Том оказался их единственным общим отпрыском. Оба родителя обладали склочным и неугомонным характером и потому бранились как кошка с собакой. Мать отвечала за утилитарную сторону семьи, а отец, в прошлом акробат из мексиканского гастролирующего цирка, получивший перелом ноги, после которого остался хромым на всю жизнь, теперь был вынужден работать в порту разнорабочим.

Уже в тринадцать лет, заглянув к тридцатилетней соседке по приглашению на чашечку чая, Том расстался с невинностью. Я же, в отличие от него, стыдливо таскал свою девственность вплоть до встречи с Хелен. Я был задавлен комплексами, а его обаяние перекрывало всё. Он напоминал щенка, ни разу не получавшего взбучки и поэтому вечно радующегося жизни и окружающим его людям.