Иди… иди… иди…

 – Сволочь ты порой, Мила! Как вопросы между твоими мужиками решать, так Лиза, а как рассказать своей лучшей подруге, что происходит, так не до тебя! А может, я уже и не лучшая для тебя? А? Милка? Смотри, в какую ты знатную стерву превращаешься? – и Лиза так надула свои губки, что только сам бог знает, сколько эта хрупкая женщина может воздуха в них надуть. И почти уже отвернулась, как вдруг почувствовала, что Мила очень нежно взяла ее за плечо.

– Ну, Лиз, ну опять двадцать пять? Или триста двадцать пять? Ну что ты за женщина такая? Сразу ругаешься, то сволочь, то стерва знатная? Плохо мне, не видишь?! Мороженого хочу! – выпалила на одном выдохе Мила.

И в этот момент Лиза четко знала, что трогать подругу нельзя, что надо во всем с ней соглашаться и поддерживать. А что, если сейчас в реку с моста прыгнет? Любовь же у нее на троих не разведенная, хвостик ее серенький мышиный занес. Идиотка! Мать вашу и мать нашу! Мила!! Ты мать все – таки! Взрослая женщина! Не наигралась во вторичные половые признаки еще! Фу! Теперь только мороженое жрать осталось! Фу! Грубо! Есть, конечно! Да, да, мороженое,.

. – крутила в голове у себя Лизка. И тут же с присущим ей хамелеоньим потворствующим видом сказала: – Пошли.

И они пошли. Иди… иди… иди… – простучало в голове у Лизы. Как в глубоком детстве без этих всех сложностей взрослой жизни. Господи! Что ей опять не так? – думала Лиза. – Мужик нормальный ведь Женька, но ведомый ею, разве это плохо? Любит ее, но так суховатенько, конечно, без избытка эмоций, но зато крепко, стабильно и надежно.

Что еще надо? Не пьет, пускай курит, это чисто недостаток, деньги и все, что можно в дом несет, о детях, как заботится, ой, дура, баба, одним словом. Что с ней стало с Милочкой моей?.. И Лиза даже сама того не замечая стала всхлипывать. Ой, да как представила она себе, Милу несчастную, одинокую и себя с ней заодно такую же, и… разрыдалась.

Мила не удивилась даже тому, что Лиза расплакалась, у нее всегда так.

Сначала выпалит все, а потом еще и слезами догоняется. И вообще, если честно, то ей сейчас было не до подруги. Так плохо внутри, что не знаешь, что делать или не делать, а тут Лиза со своими соплями.

Лиза всегда была очень эмоциональной и не стеснялась этого, особенно, когда это «подростковое фу!» у нее было. Прямо, как в театре проживала все без остатка. И вот не болеет ведь почти, там раз в пять лет простудится серьезно и все.