Полет над бездной

Впрочем, я не думаю, что босс оценил бы эти слова Акиры, знай он о них. Акира был японцем, а босс старался вуалировать свое отношение к представителям этой национальности. Кажется, на недавнем чемпионате мира по футболу, за которым он напряженно следил, российская команда проиграла именно Японии, и мой босс никак не мог им этого простить. Ребячество, конечно, но в каждом мужчине всегда очень много от ребенка, даже будь он выдающимся суровым политиком или большим ученым.

Вот так мы и таились с боссом друг от друга – по-крупному, а по-мелкому демонстрировали полную откровенность и взаимную приязнь, что было совершенно искренне.

И вот в один прекрасный день на самом излете лета ему пришлось несколько приоткрыть свои карты.

Отправной точкой для этого послужил некий звонок, с которого, собственно, и начались все неприятности. Звонок этот раздался в самое неподходящее время: Родион Потапович советовался со мной, куда бы ему лучше поехать со своей женой Валентиной. Подразумевалось, что и я отправлюсь на отдых, конечно, отдельно от четы Шульгиных, потому что после такого отдыха, пожалуй, пришлось бы отдыхать повторно.

Двухлетний Тапик и шарпей Счастливчик вверялись заботам тетушки Родиона, внушительных габаритов даме лет шестидесяти, громкоголосой и шумной, но, как часто бывает у подобных людей, с очень добрым сердцем.

Родион Потапович сидел за своим рабочим столом и, поигрывая зубочисткой в виде миниатюрной мушкетерской шпаги, говорил чуть нараспев:

– Сезон у нас выдался неплохой, так что, я думаю, не надо особо экономить, тем более что я сто лет не отдыхал и в кои-то веки установилось некое затишье в работе.

– Лучше отключите телефон, босс, а то, что называется, накаркаете, наклюнется какой-нибудь клиент, – остерегла я.

– А я откажусь. Скажу, что занят.

– Бывает такая клиентура, что сложно отказаться.

– Что ты имеешь в виду? – насупился Шульгин.

– Да так, знаете ли, Родион Потапович… словом – бывает. Не будем углубляться в неприятные подробности.

В этот момент в дверь осторожно постучали, и вошла Валентина. С тех пор как она вышла замуж за Родиона, она похудела, приобрела сонный меланхолический блеск в очах, а ее широковатый нос вытянулся уточкой. Дополняли портрет моей подруги бигуди в крашеных кудрях, при посредстве которых она к вечеру приобретала известное сходство с каракулевой овечкой.

– Что это вы тут секретничаете? – спросила она и чуть подвинула к переносице брови.